– Смотри туда, – указал дядя куда-то направо, а потом я и разглядела их.

– Это бобры? – восхищенно ахнула.

Никогда не видела этих зверьков живьем, разве что на картинках. Какие же они симпатичные. И такие большие, оказывается!

– Тут их живет целая семья, восемь особей. Пара и молодые бобры – приплоды двух годов, – охотно и с улыбкой пояснил дядя.

Мы подошли к бобрам совсем близко. Дядю они точно не боялись, ну а меня, наверное, тоже, потому что была я с ним.

– Можешь их погладить. Они тебя не тронут.

Я подошла к самому маленькому и аккуратно прикоснулась к его спинке. Без тени страха он с любопытством смотрел на меня. Мех у него был такой интересный на ощупь – сверху грубые и редкие волосы, а под ними – густая шелковистая подпушка. Так приятно было зарывать в него пальцы. Лапки и хвостик были черными.

Остальные бобры продолжали трудиться, не обращая на нас внимания.

– Они тебя очень хорошо знают, – повернулась я к дяде.

– Они живут тут уже давно. Это их участок вот уже в нескольких поколениях.

– Ничего себе! Вон тот – настоящий богатырь, – я показала на большого абсолютно черного бобра, около метра в длину.

– Этот у них глава семейства – отец. Он тут самый старший и самый умный.

Игорь подошел к нему и потрепал по холке, а бобр ласково потерся об его руку.

Один из бобров катил крупный камень по дну мелкой речки.

– А что это он делает? Не слишком ли большой камень выбрал? – усмехнулась я.

– Они строят плотину. Так они поддерживают и регулируют уровень воды в реке. В этой речке очень много камней, их они тоже используют для строительства, но в основном стволы деревьев, ветки, хворост.

– Прямо, как люди…

Мы прошли вдоль речки вниз по течению метров сто, и я увидела что-то типа мостика.

– Это старая плотина, которую построила та семья бобров, – указал дядя на мостик. – Вес человека выдержит, такая прочная.

Мы еще немного полюбовались, как трудятся бобры, а потом отправились домой. Странное чувство я испытывала, словно все это уже когда-то знала, но или очень давно, или в прошлой жизни.

Сбежала, значит. Именно в тот момент, когда он решил, что их отношения меняются. С его стороны, не с ее. Он больше не хотел подчинить ее лишь ради получения потомства. Как-то незаметно для него самого эта девушка заставила его размышлять о ней чаще, чем хотелось бы, с большим теплом, на которое, как он сам думал, способен.

Сегодня, танцуя для нее, он понял одну простую вещь, что отныне ему не достаточно реакции ее тела на его ласки, ответной страсти, вызванной его касаниями. Захотелось, чтобы в процессе участвовала душа. Что он и постарался показать танцем, только ей, больше никому. И если бы она была волчицей, то поняла бы это. Но она всего лишь человек, к тому же озлобленный и желающий отомстить. И вот сейчас он стоит в ее комнате, понимая, что сама она находится уже далеко от него. И пока еще он не знал, как следует поступить.

Ася забеременела от него. Когда он услышал это из ее уст, высказанное с таким равнодушием, словно не имеет к зачатию никакого отношения, словно тело ее является лишь инкубатором для будущего потомства, то испытал что-то типа разочарования. И лишь какое-то время спустя пришел к выводу, что сам сделал все, чтобы убить ее любовь к детям, когда та еще даже не успела зародиться. Но ведь он хотел забрать у нее детей, сделать их только своими, разрешив матери нечастые и короткие свидания. Что же получается? Что сейчас желания изменились?