Провожая их взглядом, я судорожно соображал, не оставил ли беспорядка в комнате. Вряд ли разбросанные книжки могли смутить гостью, а вот носки или нижнее белье – очень даже. Федя очень любил выбрасывать на пол содержимое моих ящиков, но, кажется, перед ее приходом он не делал ничего такого.
Я прошел на небольшую кухоньку и сообразил несколько бутербродов: остатки былой колбасной роскоши, салатный лист, капля майонеза, сверху сыр – и в микроволновку.
– Наверное, дома ты питаешься по-другому, – сказал я, входя в комнату.
Лена сидела на моей кровати, поджав под себя голые ступни. Ее туфли валялись рядом. У меня от волнения засосало под ложечкой.
– Дома в последнее время я ем то, что удастся найти в холодильнике. Семейные ужины теперь редкость. Мама занята ремонтом, папа у нас почти не появляется. У них… трения, знаешь ли. – Она поджала губы. – А Ромка все время пропадает у Насти.
Я протянул ей тарелку:
– Мне жаль, что у твоих родителей не все гладко. Надеюсь, все наладится. – Лена взяла бутерброд, и я сел рядом с ней. – Все же так лучше, чем как у Насти. Ее отец умер, мама после аварии полгода лежала в коме. Настя была совсем одна. И знаешь… Когда мы с ребятами помогали ей все вместе: с учебой, с несколькими подработками, – я чувствовал, что все не просто так. Что мы настоящие друзья и нас связывает нечто большее, чем учеба.
Лена задумчиво взглянула на меня и даже перестала жевать. Воспользовавшись моментом, Федька умыкнул у нее из рук бутерброд.
– Блин!
– На, держи еще. – Я подал тарелку.
Девушка взяла новый бутерброд и печально улыбнулась:
– Знаешь, именно такие бутерброды мы ели с моей подругой когда-то. Их делала ее мама. Они жили скромно, и Зоя обычно носила обеды с собой. Я жутко любила стряпню ее мамы и всякие такие простые закуски, поэтому в обед угощала Зойку первым и вторым на свои карманные, а после школы мы с ней забирались на холм, и там я с удовольствием точила эти ее домашние заготовки из пластмассового контейнера. – Лена смущенно улыбнулась. – У нас даже было свое секретное место – обрыв недалеко от стройки. Там был этот холм… Оттуда весь город как на ладони…
– Тебе не хватает этого?
– Что? – Она посмотрела на меня, будто очнувшись от воспоминаний.
– Я говорю, ты скучаешь? Мне кажется, тебе грустно вспоминать об этом.
– Да. – Лена откусила кусок бутерброда. – Я скучаю по своей бывшей подруге. Мы не общаемся.
– Почему бывшей? – поинтересовался я. – Разве друзья бывают бывшими, если они настоящие друзья? Или вы поссорились?
– И да, и нет. – Лена попыталась улыбнуться, и ее лицо исказилось гримасой боли. – Я не знаю, что случилось. Только знаю, что все пошло наперекосяк из-за меня. Такое бывает. – Она внимательно взглянула в мое лицо. – Ты теряешь себя и не можешь найти, а виноваты почему-то все вокруг.
– Бывает, наверное.
Девушка опустила взгляд, спустила с кровати ноги и принялась ими болтать:
– Как же приятно снять каблуки! Просто песня!
– Зачем ты тогда их носишь? – не удержался я.
– Это… красиво. – Лена смущенно прижала пятки к кровати. – И женственно.
– Но ведь неудобно. Зачем носить такую обувь постоянно, если это настоящее мучение? – Заметив, что она хмурится, я спохватился: – Прости, не хотел занудствовать. Просто ты и без всего этого… красивая.