Метафоричность и сюр, присущие его прошлому, Сукачев в тот момент нашел в театре. Вернее, привнес их туда вместе с друзьями соратниками. И это была не какая-нибудь экспериментальная площадка. И не что-то вроде молодежной, подвижной, балагурящей «Табакерки» конца 80-х. Это был фундаментальный МХАТ им. Чехова середины 90-х, во главе с терявшим (чего уж тут умалчивать) свои жизненные силы и режиссерскую пассионарность, но все еще надеявшимся на реформы и изменения в мхатовском репертуаре Олегом Ефремовым. В силу знакомства со многими артистами театра в Камергерском переулке, потому что в то время я нередко писал на театральные темы, мне доводилось довольно часто «вариться» за кулисами МХАТа. Я слышал немало высказываний корифеев сцены и отдельных критиков о том, что «старик чудит, сам не знает, чего хочет», скептические реплики по поводу ефремовских инноваций, в частности о выданном карт-бланше «Мише и его приятелям». Но на кого прежде всего мог рассчитывать мэтр в своем стремлении к преобразованиям, как не на собственного сына, находившегося в расцвете лет, знавшего мхатовскую «кухню» и когда-то возглавлявшего студию «Современник-2». «Мишка Ефремов потащил меня в МХАТ. Театр переживал не очень хорошие времена. И Олег Николаевич позвал нас с явным желанием что-то изменить с нашей помощью. Возможно, ему просто захотелось встретиться с таким же творческим «хулиганьем», каким он сам был сорок лет назад, когда с Олегом Табаковым, Игорем Квашой, Евгением Евстигнеевым, Галиной Волчек создавал «Современник».

Мы пришли. Мишка, я, Ваня Охлобыстин и, кажется, Женька Митта с нами был. Ефремов-старший сказал: «О вас по Москве ходит много разговоров, и я предлагаю вам сделать что-нибудь в МХАТе. Занимайте новую сцену и ставьте на ней, что хотите. Пусть Иван напишет пьесу…» А у Ваньки уже фактически была готова «Злодейка, или Крик дельфина». После разговора с Олегом Николаевичем мы вчетвером обсудили его предложение, и у нас возникла мысль об «интеллектуальном вторжении». Да, мы решили вторгнуться в МХАТ, как фашисты в Европу. Мы тогда здорово чувствовали время и выпускали поколенческие манифесты один за другим. И «Неприкасаемые» являлись своего рода манифестом. И «Злодейка…», и снятый вскоре мной «Кризис среднего возраста». У нас имелась четкая художественная мотивация».

Про «интеллектуальное вторжение» Гарик рассказывал мне года через полтора после премьеры «Злодейки…» (она состоялась 16 февраля 1996-го), где он фигурировал в качестве сорежиссера (в программке его обозначили «оператор-постановщик») в тандеме с Михаилом Ефремовым. Я сделал акцент на прилагательном «интеллектуальное», дабы уточнить: что же было в МХАТе до них? «В принципе, болото, – категорично ответил Горыныч. – На основной сцене по-прежнему косность и застойные времена, на новой уже заметны какие-то шевеления. Мы не противопоставляли себя этому театру. Мишка, конечно же, мхатовский человек, и все попадающие туда люди принимают условия игры. Но иногда и таким столпам нужна ломка стереотипов, свободное дыхание».