По словам Скляра, «до выступления в «Московском» аналогичную программу они уже играли на фестивале ассоциации молодых кинематографистов», где поздравляли своего «общего друга Охлобыстина». Возможно, там их Бахшиев (сам являющийся актером, режиссером, кинопродюсером) и услышал. Однако официальной премьерой проекта под названием «Боцман и Бродяга» стали все-таки концерты в «Московском», один из которых «впрямую» (!) по телеканалу РТР транслировала «Программа «А».
«Это был короткий братский проект. Я сразу Скляру сказал: если сыграть все в две гитары – будет звучать довольно глупо, поскольку мы с тобой не великие гитаристы. Получится какое-то КСП, которое я с детства терпеть не могу. Все эти напевы под два аккорда про погоду, промокшие свитера, костры, рюкзаки, палатки… Понятно было, что нужно собрать музыкантов. А кроме моих ребят из группы я тогда не знал никого, кто способен сыграть не по-бардовски того же Высоцкого, Димитриевича, Утесова, наши собственные, стилистически похожие песни. Наверное, после нас и другие научились. Но в тот момент я мог опереться только на «Неприкасаемых».
Так Игорь и поступил. С одним исключением, породившим разные версии и слухи. В «Боцмане и Бродяге» не участвовал Анатолий Крупнов. Кто-то считал, что Толе просто неинтересна такая музыка. Но совсем скоро он сделал версию а капелла знаменитой темы русско-японской войны «Плещут холодные волны», еще через полгода записал «Жирафа» («Случай в Африке») Высоцкого для трибьюта «Странные скачки», а следом – альбом «Чужие песни и несколько своих», где среди прочих композиций была пара переработанных песен известного барда Александра Мирзаяна. То есть идейно Крупский с Горынычем тогда принципиально не расходились, поэтому некоторым казалось, что между ними возникли какие-то личностные трения, раз из всех «Неприкасаемых» в сайд-проекте не задействован лишь Крупнов. Подобные домыслы Сукачев отвергает категорически. «Все это досужие глупости. У меня с Толиком никогда до самой его смерти никаких разногласий не было. А с «Боцманом и Бродягой» произошла странная штука. Почему-то нас с Саней Скляром зацепила «фишка» – обойтись вообще без баса или контрабаса. Захотелось, чтобы их функцию выполнял баритоновый саксофон. И Лёлик Ермолин сыграл на нем все контрабасовые партии. Казалось, что это необычно и круто. Но сейчас я свое мнение изменил и думаю, что с контрабасом, конечно, было бы красивее».
Из концертных записей в «Московском» сложился поворотный для Гарика альбом «Боцман и Бродяга», где появились три его первых шансонных «нетленки»: «Дроля», «Витька Фомкин» и «За окошком месяц май», а также дореволюционный хит «Я милого узнаю по походке…», у которого было несколько взлетов популярности и длинный перечень знаменитых исполнителей. Сукачев взял версию Алеши Димитриевича и с ней же вскоре попал в первый выпуск эпохального проекта Первого канала «Старые песни о главном». Едва ли ни главным «хуком» этой песни стала странная фраза: «А шляпу он носит на панаму. Ботиночки он носит нариман». Известный музыкант, аранжировщик, свидетель истории русской парижской богемы прошлого столетия Константин Казанский, много сотрудничавший и с Владимиром Высоцким, и с Димитриевичем (а в нынешнем веке и с Юрием Шевчуком), как-то объяснял, что Алеша на самом деле весьма скверно знал русский, ибо покинул Российскую империю в раннем детстве. И в данном случае не четко разобрал, что в оригинале песни звучало: «шляпу носит он панаму», поэтому придумал свою конструкцию шляпы на панаме. С «нариманом» тоже не все однозначно. По предположениям исследователей городского фольклора давно минувших дней, изначально пелось «на рипах», ибо так обозначались в России скрипучие туфли, считавшиеся шиком. Но поскольку этого «шика» французам было не понять, Димитриевич сделал адаптацию – «нариман», такая модная обувь во Франции действительно была.