Харизматичность и равнозначность связки Сукачев – Крупнов ярко проявилась тем же летом 1994 года в стенах Студенческого театра МГУ на Моховой, откуда театр изгоняли церковники. «Последним парадом» во славу Мельпомены стал в этом здании концерт в защиту театра, который вел один из его актеров – Валдис Пельш. Гости выступали прямо на центральной лестнице в фойе первого этажа. Гарик и Толя сели на ступеньки, и после первой же песни из репертуара «Неприкасаемых» у Крупнова лопнула струна. Пока искали, как ее заменить, Крупский а капелла спел свою (в духе Венички Ерофеева) «Пельменную». Глядя на это исполнение буквально с трех шагов, я осознавал, какой убедительностью обладает Сукачев, если и таких музыкантов-авторов «склоняет» к работе исключительно с его материалом.

«Неприкасаемые», директором которых стал выпускник Гнесинки и будущий глава рекорд-лейбла «Бомба Мьюзик» Сергей Григорян, набрали хороший ход аккурат к гариковскому 35-летию, отпразднованному в одном из важнейших на тот момент ночных мест Москвы – клубе Андрея Деллоса «Пилот» на Трехгорке, где размещался и модный артистический клуб «Сохо». На следующий день, 2 декабря 1994 года, они выступали в фактически родном для Сукачева ДК «Красный Октябрь» в Тушино. Юбиляр появился на сцене в хоккейном игровом свитере с номером 35 и именем «Гарик» на спине (сейчас Сукачев уже позабыл, кто конкретно вручил ему сей презент, но он у него по-прежнему хранится). Группа отыграла мощный, двухчасовой концерт, исполнив целиком альбом «Брел, брел, брел» и еще ряд композиций, и с таким репертуаром, по идее, плавно въезжала в следующий гастрольный год. Но Гарик сделал очередной (как будто случайный) шаг в сторону, кардинально повлиявший на все его дальнейшее музыкальное творчество, а заодно на скорые изменения в составе «Неприкасаемых».

Психоделически-элегичный альбом «Брел, брел, брел», а также находившиеся в оптимальной профессиональной форме Воронов, Крупнов, Ермолин, Аюпов, Кузин, соединенные желанием «класть» на любой мейнстрим и следовать исключительно за собственной фантазией, Сукачев в амбивалентном состоянии поэтического просветления и транса – такие ингредиенты позволяли ожидать от «Неприкасаемых» продолжения движения в те самые «подвалы», в тот андеграунд, который таял в России на глазах от жара разраставшейся музиндустрии. А уж какие «телеги» гнал тогда Игорь Иваныч в общении с молодыми журналистами о сути своего проекта! Вот, например: «Почему мы называемся «Неприкасаемые»? У этого слова несколько философских аспектов. С одной стороны – это «Идея Общей Судьбы», с другой – «Идея Радикального Одиночества». Путь искусства – это радикальное одиночество, а душа – неприкасаема. Она открыта только для Господа. Кроме того, есть такая индуистская секта, в которой едят собак. К этим людям не прикасаются, ибо считают их проклятыми. Но сами сектанты верят, что они – люди особой судьбы, посланцы. Я задумался как-то о неоднозначности слова «неприкасаемые». Оно мне понравилось, я ввел его в оборот».