Вечером второго дня пришел сам Бурундай. Раскланявшись, как с равным, молча пригласил следовать за собой. Они вышли из юрты, но направились не к белому шатру хана, а в иное, весьма скромное жилище, лишь на немного больше юрты, которую отдали Чогдару. Однако у входа оказалась охрана, Бурундай вошел один, но вернулся быстро, сам откинул полог перед Чогдаром и молча кивнул головой, приглашая войти.

Чогдар перешагнул порог и остановился. В центре юрты почти без дыма горел костер, с противоположной стороны которого виднелась плохо освещенная грузная фигура. Больше в юрте никого не было, но Чогдар уже понял, кто сидит перед ним, и склонился в глубоком поклоне.

– Садись с той стороны, с какой было стремя, которого ты держался.

Чогдар прошел на подсказанное место, еще раз поклонился и сел. Субедей-багатур наполнил его чашу кумысом, поднял свою и сказал:

– Я давно похоронил тебя в сердце своем, но рад видеть живым.

Здесь полагалось лишь отвечать на вопросы, но поскольку вопрос не прозвучал, Чогдар склонил голову и пригубил кумыс только после того, как это же сделал великий полководец Чингисхана.

– Монголы – маленький народ, но он катит сегодня колесо времени по огромным странам и многочисленным народам, – сказал Субедей-багатур. – Почему же руки сына моего друга не помогают нам толкать это колесо туда, куда направил его Чингис?

– Меня спас от смерти русский витязь среди голой степи. – Чогдар говорил медленно, обдумывая каждое слово. – Я не знал, куда ты увел свое победоносное войско, мой господин. Я долго был между жизнью и смертью, но спасший меня витязь кормил, поил и защищал меня. Он стал моим андой, мы побратались по монгольскому и русскому обычаям и жили среди бродников, защищая их табуны от половецких набегов. Объясни мне, мой господин, есть ли в этом моя вина.

Субедей-багатур молчал, размышляя. И теперь Чогдар наполнил кумысом их опустевшие чаши.

– Ты ушел служить русскому князю, исполняя волю своего анды?

– Мы вынуждены были бежать под руку русского князя, чтобы спасти жизнь сына моего анды. Защищая честь отца, он убил татарского десятника в честном поединке.

– Убийство наших людей карается смертью.

– Он служит князю Александру и доказал свою доблесть в битве на Неве, мой господин.

В тусклых глазах Субедей-багатура впервые вспыхнул огонек:

– Мы слышали об этой битве. Кажется, князь получил прозвище Невского?

– Он потерял всего два десятка воинов, сражаясь против шведских рыцарей, в несколько раз превосходящих его силы.

– Ты подробно расскажешь об этой битве самому Бату. И рассказ твой должен ему понравиться. – Субедей-багатур помолчал. – А что касается сына твоего анды… Как его зовут?

– При рождении его нарекли Сбыславом, при крещении – Федором.

– Пусть он навсегда забудет о первом имени. Пред нашими законами провинился Сбыслав, а Федор ни в чем пред нами не виноват.

Сердце Чогдара забилось настолько сильно, что он позволил себе осторожно вздохнуть. В словах всемогущего советника самого Бату-хана он услышал ясный намек на собственное прощение. Вопрос теперь заключался в том, какую цену за его жизнь потребует жестокий, расчетливый и проницательный внук великого Чингисхана.