Дориан забарабанил пальцами по подлокотнику.

– Странно, – заметил он. – О том, что вы должны попасть в академию, знали только я и Ройс.

– И Эль, – добавила я.

– И Эль, – согласился лорд О’Шейли. – Но у нее есть личные причины работать на департамент.

– Не сомневаюсь, – не удержалась я от колкости, но мой собеседник этого не заметил.

– Возникает вопрос: кто и зачем распределил вас именно в эту группу.

– Распределением обычно занимается магистр Хродгар…

– И что?

Я замялась, прежде чем ответить, слишком уж неприятной была сама мысль о предательстве этого человека:

– Дело в том… что… он меня узнал…

– Что? – Дориан подскочил в кресле. – И вы молчали?

Вопрос был задан таким тоном, что я невольно поежилась:

– Я думала, это не имеет отношения к делу.

– Вот как?

– Да. Он много лет был моим куратором…

– И тем не менее промолчал, когда вас выгоняли с позором, – язвительно заметил начальник Департамента магического контроля. – Когда он узнал?

– Два дня назад. – Сейчас мне казалось, что прошло два года.

– Почему вы не сказали сразу?

– И что бы вы сделали? Вызвали его и допросили? Взяли клятву о неразглашении? – Я истерически рассмеялась. – У вас нет ничего на магистра, лорд О’Шейли!

– Теперь будет. – Темные глаза сверкнули.

Я вздрогнула, вспомнив, с кем разговариваю. Дориан О’Шейли не отличался милосердием и великодушием. Странно, что он так долго и терпеливо сносил мои выходки.

– И впредь прошу незамедлительно сообщать мне подобные известия! – продолжал начальник Департамента магического контроля, не замечая моего состояния. Я опустила голову.

– Простите, мэтр…

Он дернулся, словно от удара.

– Фейт…

Я сделал вид, что не расслышала. Вышла на террасу, подзывая лиса. Пабло показался не сразу. Если бы я не знала подлую натуру своего фамильяра, то решила бы, что он специально затаился, ожидая, что Дориан принесет мне извинения. Во всяком случае, в глубине души я на это надеялась. Но начальник департамента все так же стоял у камина, внимательно наблюдая за тлеющими углями.

Из чисто детского упрямства не желая встречаться с ним, я обогнула дом и вошла с черного хода, откуда обычно заходили слуги.

Путь вел мимо кухни, где как раз миссис Хотчинс пила чай с кухаркой.

– …верх наглости – привести в дом любовницу!

Слова заставили меня замереть у дверей кухни. Пабло тронул меня лапой, но я приложила палец к губам, призывая фамильяра к молчанию, и замерла у стены.

– Что вы хотите, миссис Хотчинс, какие времена, такие и нравы!

– Это верно! – Судя по бульканью, чай вновь был разлит по чашкам. – Признаться, при прежней хозяйке вряд ли такое могло быть возможным…

– Кстати, как поживает мистер Боггарт? – встрепенулась кухарка.

– Все в порядке, недавно прислал мне открытку…

Дальнейшее я слушать не стала… В одном экономка была права: для всех мое проживание в доме лорда О’Шейли могло означать лишь одно. И если на Севере на подобные отношения смотрели сквозь пальцы, южане в этом вопросе были более чопорны и свято блюли если не сами приличия, то хотя бы их видимость. Сплетни распространялись со скоростью пожара. Размышляя над тем, что мне все-таки придется уехать из столицы, когда все закончится, я поднялась в свою спальню.