Кроме гибели «бегунов» в июле 1915 года Российскую Империю потрясла серия арестов немалого числа высокопоставленных «персонажей». И уже на второй неделе августа их скоропостижно расстреляли в Петропавловской крепости.
Суд был. Как ему не быть? Да только какие прения сторон? Какая защита? Господам присяжным заседателям просто зачитывались выдержки из захваченных у германской разведки документов. И они сами едва ли не лезли морды бить «этим предателям и изменникам». Накалялось порой до такой степени, что конвою требовалось арестованных защищать от самосуда, угрожая применить оружие. Государь поступил достаточно разумно, последовав совету, данному ему Максимом в одной из телеграмм, и постарался «усадить» в кресло присяжных людей, как можно более уважаемых в обществе, но пострадавших от этой войны. Чтобы у кого-то сына убили, у кого-то брата и так далее.
Почему Николай II пошел на столь жесткие меры? Потому что оказался потрясен до глубины души масштабом заговора, выявленного и активно используемого германской разведкой. Эти сведения легли на благодатную почву слов Максима, произнесенных в мае, и вызвали в Государе едва сдерживаемый приступ паники. Очень уж испугался за жизнь своих близких и любимых людей. Поэтому он не стал смягчать суровые приговоры. Из-за чего на второй неделе августа 1915 года и расстреляли семьдесят девять из числа виновных, от пятого класса по Табели о рангах[138] и выше. Остальные же пятьсот сорок семь преступников были повешены. Не «37-й», конечно. Но костяк гнилого нутра «февралистов» удалось выбить и дискредитировать.
Кроме расстрелов и повешений, применяли и другие формы наказаний. От лишения званий с наградами до каторги и конфискации имущества. Причем под удар попадали не только собственно виновники, но и их близкие люди, нередко вовлеченные «в дело» намного больше. Так, например, генерал Сухомлинов был расстрелян с конфискацией, а его вторая супруга – повешена. Внезапно оказалось, что она много лет сотрудничала с разведывательным управлением Генерального штаба Германии и использовала свое влияние на мужа в интересах Берлина.
Разогнавшись, обратили внимание и к Русско-Японской войне. Начали пересмотр ряда дел. Завели новые. Начали самые вдумчивые расследования. Прошли аресты. Но не так масштабно, конечно, и без столь сочной, массовой огласки.
Реакция России на эту «августовскую расправу» была оглушительной. Конечно, нашлись и те мерзопакостные натуры, что попытались обвинить Императора в кровожадности. Но им не удалось создать волны народного возмущения. Более того – местами за столь гнилые слова общественность выдавала злодеям тумаков. Иногда даже ногами.
Главный бонус ситуации проистекал из того, что Николай II ударил не по нижним чинам, а по верхам. Простых людей эти кары не коснулись. Ниже седьмого класса никто и не пострадал из служилого сословия. Под всеобщие овации полетели головы бывших и действующих министров да генералов. Но больше всего людей поразила казнь четырех Великих князей. Да, формально это назвали «недоразумением». Но люди не дураки. Все отлично поняли. И, хитро улыбаясь, соглашались с этими благообразными утверждениями.