Я кивнул.
— Вот! — поднял он палец. — Говорят, длинноносые отличаются страстью.
— Но то же самое говорят про женщин с маленькой грудью, — ответил я. — Однако это — не тот вариант.
— Не тот, — кивнул Патрикеев. — А все равно — прямо так и представляешь ее в своих объятиях — аж дрожь берет.
— Ну, — заметил я. — У меня до этого не дошло.
— Дойдет, — убежденно ответил Патрикеев, наблюдая, как официант ловко расстилает на журнальном столике передо мной белоснежную салфетку и ставит на нее рюмку водки, чашку и чайник. — И мне, любезный, водки графинчик и чайку покрепче. Ну и баранок насыпь. И сахару принеси побольше.
Он повернулся ко мне:
— Так о чем же вы хотели поговорить?
Я протянул Патрикееву свою визитку, на которую он быстро взглянул и сунул во внутренний карман.
— Про смерть Столярова.
— Так я уже все поведал следователю. Или он вам ничего не рассказал?
Патрикеев взглянул на меня пытливо.
— Полиция передо мной не отчитывается, — сказал я.
— А вы интересуетесь с какой целью?
— Пишу материал для «России».
— Ах да, — задумчиво сказал Патрикеев. — Ладно, спрашивайте, мне скрывать нечего.
— Очень хорошо, — сказал я. — Где вы были, когда Петр Ильич… почувствовал себя плохо?
— Рядом, — тут же ответил Патрикеев. — Вот как с вами.
— И не заметили ничего странного?
— Странного? — переспросил Патрикеев. — Как же! Конечно, заметил! Ведь когда твой знакомый умирает — это довольно странно, не правда ли?
— Я имею в виду до того, как он начал умирать?
Матвей Петрович хмыкнул:
— В том смысле — не видел ли я, как кто-то подсыпал ему яду в тарелку?
— Не в тарелку, — поправил я. — И не подсыпал. А капнул в рюмку с настойкой.
Патрикеев удивленно посмотрел на меня:
— Откуда вы это знаете?
— Знаю.
Он замолчал, будто вспоминая тот вечер.
— Если так… — задумчиво сказал он. — Нет, боюсь… А пойдемте на место, я вам покажу.
Он встал.
— Оставьте ваш заказ, никуда он не денется, мы потом вернемся.
— Конечно, — ответил я и встал. Мы прошли в столовый зал, где сидело всего несколько человек, не пошедших на концерт — скорее всего по причине абсолютной глухоты.
— Мы сидели вон там, — указал Патрикеев на стол в углу. — Пойдем.
У стола Матвей Петрович предложил мне сесть на стул, стоявший спинкой к стене.
— Здесь сидел Столяров. Я — рядом. Садитесь.
Мы сели. Патрикеев снова вытащил из кармана свой флакончик с мятной настойкой и брызнул в рот — казалось, он делал это автоматически, не задумываясь. Я подумал, что если хотел бы его отравить, то просто капнул бы яду ему во флакон, тем более что запах мяты отобьет любой другой вкус.
— Вот так. — Патрикеев хлопнул рукой по скатерти, чем привлек внимание официанта. Но помотав головой, он направил официанта обратно к двери в кухню.
— Обернитесь, — сказал спичечный фабрикант. — Что вы видите?
Я повернулся и увидел небольшой стол, уставленный разнокалиберными бутылками с разноцветным содержимым. На серебряном плоском подносе стояли хрустальные рюмки.
— Вот, — сказал Патрикеев, — сами видите.
— Но кто-то же принес рюмку! — заметил я.
Матвей Петрович пожал плечами, а потом запустил пятерню в свою русую шевелюру.