– Мне и самому любопытно, кто же это. Наши, немцы, заклятые союзники или ещё кто. Масоны какие-нибудь. Миф о единстве и сплочённости народа и партии действительно оказался мифом.
– Я думал, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять, что такое миф и для чего он создаётся. А что есть жизнь.
– Несовершенство человеческой природы – вот что такое жизнь. Эгоизм, жадность и трусость. Жаль, что такие мрази в верхи пролезли.
– Так других-то мало. Исчезающе мало. А с войной всё усложнилось. Работаем с тем материалом, что есть. Давай оставим этот разговор до лучших времён.
– Эти лучшие времена могут и не наступить. То, что я увидел других, даже не знаю как их, вас, других, назвать, уже великое чудо. Жил я как в гнилом болоте – одни мрази вокруг. Гноем всё отравлено. Смердит, и так сильно, но постоянно, что перестаёшь эту вонь различать. Отравляешься ею, гнилью разложения, сам смердишь, гниёшь, а считаешь, это нормально. Все же так живут.
Тут я понял, что разговариваю сам с собой. Мой собеседник-чекист давно покинул меня. А с собой я не любитель болтать. Не считаю себя ни умным, ни интересным. Ноль.
Сколько продолжалось моё самобичевание, не знаю. Глаза завязаны, тишина. Лишь изредка бухают взрывы и трещат пулемёты – не считается.
Воюю вслепую. Мираж
Потом пришёл Громозека, сказал, что нам (мне) прислали нового полкового врача. Тут она представилась, а меня словно током пробило – у неё был голос моей жены. Горячо любимой и потерянной. Мой некрепкий рассудок не выдержал, и крыша моя опять потекла:
– Как? Ты что тут делаешь? Как ты тут оказалась? Неужели?
Я, видимо, привел их в сильное замешательство. Но Громозека на то и осназовец, чтобы быстро соображать:
– Он контуженый. Часто бывает не в себе, – пояснил он.
– Бывает, – ответил любимый голос.
Нежные, аккуратные руки стали гулять по моему лицу. А потом нежность кончилась. Когда отрывали бинты, я потерял сознание.
– Ну и учудил ты, командир, – заявил мне Громозека, когда я его стоном оповестил, что очнулся. – Заставил даму краснеть.
Что ему сказать? Что его командир – временно избежавший психушки шизик? Так он и сам знает. Как сказал мне СБ, «работаем с тем материалом, что есть». Вот и со мной работают. С тем, какой есть.
– Кто такая хоть? Узнал?
– Угу, – буркнул он полным ртом.
– Хорош хомячить, харя треснет, докладывай!
– Я как просёк твой повышенный интерес к дамочке, сразу доложил старшему. Он и пробил. Не мог ты с ней пересекаться. Никак.
– Это-то ясно. Обознался я. Ты про неё докладывай!
– Родом из Москвы. Там же училась в школе, потом на врача выучилась. За нашего замуж вышла. Пограничник. С ним уехала на заставу. Он успел до командира погранотряда дорасти, она, соответственно, до врача отряда. Было двое детей. В первый же день войны схоронила всех троих. С окруженцами пробивалась на восток, потом примкнула к партизанам. Этой зимой была тяжело ранена и вывезена самолётом на Большую землю. Вот. После излечения была приглашена к нам, согласилась. Она теперь наша.
– «Наша» – это НКВД?
– Ну да. Я и говорю. Вот. Опыт у неё огромный. То есть врач хороший. Надо тебя на ноги поставить.