Однако больше всего на меня повлияла исповедь Марины в отношении их с Олегом решения завести ребенка. Оно делало невозможным любое неформальное общение с Шиловым, и я даже радовалась: если бы оставалась надежда, я постоянно боролась бы с желанием повторить то, что произошло между нами, но теперь это казалось совершенно невероятным и диким, а потому на меня снизошли покой и умиротворение. Эта страница моей жизни перевернута, и пора думать о будущем. Ведь я еще не слишком стара, не так ли?

– Что ж, – заметила Лариска после того, как услышала рассказ о нашем с Робертом разговоре, – во многом он, похоже, прав: ваша пациентка умерла не от того, что ей поставили протез, а от легочной тромбоэмболии.

Она только что поставила мне световые пломбы на передние зубы, и я практически не чувствовала верхней челюсти: сказывалось действие анестезии. Я уже давно собиралась заняться зубами, но все как-то не хватало времени – то одно, то другое… Но сегодня мне просто необходимо было с кем-то поговорить, и старая подруга подходила для этого лучше кого-либо другого.

– Да, – согласилась я, все еще сидя в стоматологическом кресле. – Только вот есть одно «но»: Васильевой поставили вовсе не тот протез, который указан в ее направлении!

– Но ведь Роберт и это объяснил, верно? Он ошибся – с кем не бывает? Вот я, например, однажды… В общем, поставила я одной пациентке пломбу, а у нее на следующий день челюсть так раздуло – ужас! Оказалось, аллергия на состав, представляешь? Пришлось вытаскивать и заменять.

– Но есть небольшая разница: ты не могла знать, что у пациентки будет такая реакция, кроме того, та женщина жива!

– Ну, это мне, считай, повезло, – покачала головой Лариска. – А если бы анафилактический шок? Вот и Роберт мог ошибиться.

– Но его ошибка не объясняет, как протез, который вообще не должен был оказаться в отделении, попал туда и был установлен Васильевой! – возразила я.

– То есть?

– Я тут провела небольшое исследование и выяснила, что, похоже, эндопротез «СПАН» в нашей больнице не ставился ни разу – ни за плату, ни бесплатно! Как, спрашивается, это понимать?

– Кто тебе сказал?

– Шилов, а потом еще Павел…

– Но, погоди, Шилов ведь недавно пришел, а Павел – он же всего лишь ординатор, верно? Неужели ты и вправду думаешь, что он в курсе всего происходящего в отделении?

Я задумалась. Лариска могла оказаться права. С другой стороны, протезы не хранятся в отделении – для этого там просто нет места. Значит, их должны установить, как только привезут, а привозят их только под направление от лечащего врача. Так каким же образом Розе Васильевой мог достаться протез, предназначенный, к примеру, для другого пациента? Протез, на который в отделении не оказалось никаких бумаг?

– Кстати, – продолжала Лариса, не замечая моей задумчивости, – тебе Милка еще не звонила?

– Кто? – не сразу сообразила я. – Какая Милка?

– Да Милка Егорова! – всплеснула она руками. – Ты где вообще витаешь, а?

Теперь до меня дошло. Мила Егорова была старостой нашей группы на первых двух курсах и всегда отличалась ответственным подходом к любому делу. Мы могли на нее положиться в том, что она получит стипендию за всю нашу группу раньше других старост, заранее узнает расписание практических занятий и даже уговорит преподавателя досрочно принять экзамен у улетающего на каникулы к семье студента или, наоборот, позволить пересдать предмет двоечнику. Я не разговаривала с Милой уже несколько лет.