— Но вдруг окажется, что ты все же беременна? — спрашивает он с надеждой. — Ты ведь вернешься ко мне, правда?

Я молчу, потому что совершенно не знаю, что сказать. Наверное, в этом случае я должна буду дать нашему браку еще один шанс. Но вероятность моей беременности столь ничтожна, что строить предположения вряд ли имеет смысл.

Глажу Оскара по щеке, касаюсь губами его волос. Он сжимает меня в объятиях, и, ощущая его запах, такой знакомый, такой любимый, я не могу сдержать слез. Я в последний раз вдыхаю аромат его одеколона, его шампуня, аромат наших ночей, аромат нашей любви.

Я бесшумно передвигаюсь по квартире Аманды, бесшумно, поскольку только что снял кеды — ее квартира относится к числу мест, куда вход в уличной обуви строго запрещен. На дверях у нее даже есть соответствующее объявление. Я, конечно, ничего не имею против того, чтобы пройтись по полу босиком. Нет, вранье. Откровенно говоря, мне не слишком нравится, когда люди требуют, чтобы в их драгоценных жилищах снимали обувь. В этом есть что-то претенциозное. Сейчас я имею в виду не только Аманду. В общем, кеды я всякий раз снимаю скрепя сердце.

— Ты что, готовишь?

Элегантная белоснежная кухня Аманды совершенно не предназначена для стряпни. У Аманды множество достоинств, но кулинарное мастерство к их числу не относится. Она и не претендует на звание выдающегося повара. Ее стихия — рестораны, которых в Эдинбурге великое множество. А дома вполне можно обойтись разогретыми в микроволновке полуфабрикатами. Или заказать суши с доставкой на дом. В общем, самой чистить лук нет ни малейшей необходимости.

— Да, готовлю, — с достоинством отвечает Аманда, открывает холодильник и достает бутылку вина.

— Звучит несколько устрашающе.

— Умеешь ты сделать комплимент, Джек! — вскидывает бровь Аманда. — А я тут из кожи вон лезу, чтобы тебе угодить. Даже палец обожгла.

Я наблюдаю, как она мечется по кухне с пачкой зеленой фасоли в руках.

— И какие же яства нас сегодня ожидают?

Спрашивать глупо, ибо я прекрасно знаю ответ. Нас ожидает непременная рыба. Чего еще ждать от пескетарианки.

— Треска, — отвечает Аманда. — Я запекла ее с лимоном и петрушкой.

— А ты вытерла пыль в духовке, прежде чем ее использовать? — (Аманда принимает оскорбленный вид, а я покатываюсь со смеху.) — Просто я беспокоюсь, как бы ты не устроила пожар.

— Да, Джек, я очень ценю твое умение сделать комплимент и сказать приятное, — изрекает Аманда.

Я вскакиваю, забираю у нее фасоль и целую в голое плечо. На ней пляжный сарафан без бретелек, поверх него — кухонный фартук.

— Хочешь, скажу еще один комплимент? В этом фартучке ты охренительно сексуальна.

— Рыба сгорит, Джек, — усмехается она.

— Не сгорит. Я чертовски благодарен, что ради меня ты попробовала себя в качестве кухарки. — Я чмокаю ее в плечо еще раз. — Но выглядишь ты в точности как белокурая шведская принцесса, и это усиливает мою благодарность. Позволь припасть к твоим ногам, Аманда, принцесса Икеа.

Аманда поворачивается и целует меня, язык ее раздвигает мои губы.

— Но для шведской принцессы ты слишком горяча, — замечаю я, когда губы наши размыкаются, и начинаю развязывать ее фартук, но Аманда дает мне по рукам.