— Нет, не женат, — галантно ответил этнограф.

— Врет, — тихо по-русски сказал Терлецкий. — Две жены у него: одна в Америке, другая в Сахаре. Куда ни приедет, перво-наперво женится, для установления контакта с аборигенами.

— Это хорошо, — заметила Суховская. — Только тощий он какой-то.

— Нет, нам такие не нужны. Правда, Люсенька? — не ожидая ответа, спросила мужа Вера Алексеевна. — А юноши, которые со станции приехали, богаты?

— Один, я так понял, да, — ответил переводчик, — его отец обоим поездку в Италию оплатил.

— Светленький такой? — уточнила Растоцкая.

— Нет, с усиками, — поправил Терлецкий. — Но имейте в виду, Вера Алексеевна, они художники!

— Что из того? Не сапожники же! — рассмеялась помещица.

— Знавал я одного помещика, — начал рассказывать Федор Максимович. — Тоже малевать любил. Разденет какую-нибудь крепостную — и рисует, и рисует. Жена его смотрела на это, смотрела, а потом решила: чем я хуже? И пятерых детишек родила. От соседа.

— Да и пусть себе рисует, — постановила мать троих дочерей. — Главное, чтоб жену для рисований не раздевал. Пусть крепостными обходится.

— Зачем вам эти ясли? — спросила Суховская, имея в виду юный возраст Тучина и Угарова. — Дочек надо выдавать за людей состоявшихся, в летах.

— А потом им, как тебе, молодыми вдовами маяться? — рассердилась Растоцкая. — Вот я за Андрюшу вышла, когда мы оба юными были. И как живем хорошо, душа в душу!

Теперь приотстал Тоннер — заныло правое колено. Остановился, поразмял, заодно и прикинул: к чему бы? Как у ревматиков боли в суставе предсказывали перемену погоды, правое колено Тоннера предвещало любимую работу. Нет, не осмотр чьих-нибудь гланд и даже не роды! Колено чувствовало загодя только труп, нуждавшийся в немедленном тоннеровском вскрытии. Илья Андреевич служил на кафедре акушерства и патологоанатомии своей alma mater — Медико-хирургической академии. Входило в моду рожать с участием солидного доктора, а не по-старинному, с бабкой-повитухой; это обеспечивало Тоннеру финансовое благополучие. А возлюбленной «музой» доктора была патологоанатомия — вернее, судебная медицина. Втайне от всех работал он над первым российским судебно-медицинским атласом.

— Я забыла, а господина, который приотстал, как зовут? Замечательные у него бакенбарды! — спросила тем временем Суховская, которой нравились мужчины с буйной растительностью.

Тоннер уже догонял процессию, и Федор Михайлович смутился. Доктор все понял и представился повторно:

— Илья Андреевич Тоннер, доктор из Петербурга.

— Вы доктор? — переспросила Суховская низким томным голосом. — Ах! Я уже чувствую себя больной!

Тоннер чуть растерялся и тут же получил второй недвусмысленный призыв:

— Ваши пациентки, наверное, от вас без ума?

Илья Андреевич ответил иронично:

— Большинство из них, сударыня, не только без ума, но и без других признаков жизни. Как правило, я исследую мертвые тела.

— Зачем покойникам доктор? — удивилась Растоцкая.

Роос, давно любовавшийся вдовой, наконец, решился сделать комплимент:

— Мадам, вы напоминаете мне рубенсовских женщин.

— Федор Михайлович, переведите же, — уловив приятные нотки в голосе американца, потребовала Суховская. — Не владею языками. Матушка моя неграмотна была — в осьмнадцатом веке науки не требовались. Наняла мне француза-гувернера, по-русски был ни бум-бум. Учил меня, учил, а оказался греком. Так что и французского не знаю, и греческий позабыла — поговорить-то не с кем.