Позавчера около полуночи от его радистки, по легенде, его любовницы, латышской патриотки, пришла шифровка. В ней он сообщил только о факте нахождения подонков в Риге. Тогда и это был хлеб, так как товарищ Берия приказал привлечь всю агентурную сеть, чтобы выяснить, где и у кого находятся предатели. Сообщение «Гудвина», это позывной Ремезова-Рейтеля, прояснило ситуацию с местонахождением Грунова и его подчиненных и со службой, которая приняла их.
Шелестов спросил:
— И что, капитану больше ничего не удалось узнать?
— В шифрограмме от 7 августа он передал, кроме факта прибытия предателей, что в ближайшее время он должен прояснить обстановку. Но после этого на связь не выходил.
— Может, он провалился?
— Нет. Радистка передала сигнал безопасности. Скорее всего, затянулось решение по Грунову. Сейчас сеанс связи с Ремезовым может состояться в любую минуту. Хотя по плану он должен выходить в эфир по средам каждой недели и, как резерв, по четвергам.
Шелестов улыбнулся:
— И тогда вы, товарищ старший майор госбезопасности, отдадите приказ группе отправиться в Ригу или в Берлин или в любое другое место на оккупированной территории, чтобы притащить обратно в Союз этого гаденыша Грунова. Остальные, как мне представляется, вам не нужны.
Платов улыбнулся в ответ:
— Ты поразительно догадлив, но даже я не знаю, каким будет приказ товарища Берии. Так что делать какие-либо выводы и предположения преждевременно. Мое мнение: все будет зависеть от того, какую роль отвели бывшему начальнику штаба корпуса подчиненные Гиммлера.
Буторин достал пачку папирос:
— Разрешите?
— Кури. Тебе бы отдохнуть. Я распоряжусь, помощник подготовит комнату.
Шелестов тоже достал папиросы:
— Из чего следует, что шифровку от товарища Ремезова мы будем ждать в Управлении.
— И вновь в «десятку», Максим.
— А смысл? Мы и на базе могли бы подождать. Потребовалась бы срочная переброска — я вывел бы группу прямо на аэродром.
Платов ответил:
— Смысл, Максим, в том, что сразу же по получении и дешифровке сообщения Ремезова я должен представить план работы группы в зависимости от обстоятельств. Причем представить товарищу Берии в любое время дня или ночи.
— Ну, ночь он, как правило, проводит либо в НКВД, либо в Кремле у товарища Сталина. Иосиф Виссарионович приучил всех работать по ночам.
— Это не имеет значения.
Шелестов потянулся:
— Простите, товарищ старший майор, но если ждать, то может и мне предложите койку рядом с Буториным? Или я могу устроиться на диване вашего кабинета?
— Это хорошо, что ты сейчас шутишь. Спать будешь в комнате Буторина, а диван в кабинете займу я, если ты, Максим Андреевич, не имеешь ничего против.
— Совершенно ничего.
— Еще чаю, бутербродов?
Шелестов взглянул на Буторина, это он практически весь день не ел.
Но капитан отказался:
— Хватит, перед сном много есть вредно. И вообще, как говорят про ужин? Завтрак возьми себе, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу.
Платов сказал:
— Насколько я знаю, это говорил еще Суворов, правда несколько иначе, точно не помню, но смысл тот же.
— Какая разница, кто сказал? Главное — верно, хотя я бы предпочел наоборот. Но нельзя, так и физическую форму потерять можно. А с ней на задании и жизнь. Хотя просто чаю выпить можно за отсутствием чего-нибудь более крепкого.