Маулана Задэ криво улыбнулся, как бы подтверждая, что да, не видел.

Мулла продолжал:

   — Мы — хорошие пастухи своего стада. Хочешь, я тебе объясню, чем хороший пастух отличается от плохого?

   — Объясни, учитель.

Али Абумухсин не обратил внимания на иронию, неуловимо мелькнувшую в интонации бывшего ученика.

   — Хороший пастух заботится о своих овцах, вовремя выгоняет на пастбище, вовремя поит, а когда приходит время стрижки, правильно стрижёт. Что касается пастухов плохих, то их есть два вида. Первые не удовлетворяются шерстью, которую дают им овцы, но сдирают с них и кожу. Так ведут себя глупые и алчные правители. Но есть и кое-что похуже. Есть пастухи, которым не нужны ни шерсть, ни шкура, они перерезают горло барану, чтобы просто напиться крови.

Маулана Задэ отставил чашу и опёрся ладонями о колени, глядя в пол.

   — Ты хочешь сказать, о учитель, что я и мои люди похожи на таких пастухов?

Мулла почувствовал, что перегнул палку.

   — Видит Аллах, я не хочу, чтобы ты стал похож на такого пастуха.

В разговор вступил верховный мераб, несколько нервно перебирая чётки и почёсывая переносицу:

   — Ты должен помнить, что разлад между нами произошёл не по нашей вине, и деньги и покровительство мы тебе предлагали искренне...

   — В обмен на то, чтобы я ничего не делал!

   — Не так, мы хотели, чтобы ты действовал разумно, не навлекая гнев чагатайский на тех, кто ещё не сделал своего выбора. Есть люди, которые живут и думают медленнее тебя.

Маулана Задэ всплеснул руками:

   — Но сколько же можно ждать! Я не могу вечно зависеть от мнения людей, желающих, с одной стороны, быть сербедарами, а с другой стороны, не желающих помнить, что сербедар означает висельник. То есть человек, идущий на всё, рискующий всем ради достижения благородной цели.

Джафар ибн-Харани, тяжело вздохнув, сказал:

   — И от этих людей ты бросился к другим, ты свёл дружбу с Абу Бекром.

   — Свёл.

   — Но он же простой неграмотный трепальщик хлопка.

   — Но при этом умный, решительный и бесстрашный человек. Его авторитет среди ремесленного люда непререкаем.

   — Это-то и плохо, — пробормотал про себя верховный мераб.

Хозяин дома продолжал:

   — А Хурдек и-Бухари?

   — Что Хурдек и-Бухари?

   — Ты не можешь не знать, что это за...

Маулана Задэ рассмеялся:

   — Разбойник, обыкновенный разбойник с большой бухарской дороги. Вернее, нет, не обыкновенный, он великолепный, неуловимый, хитроумнейший разбойник. Из лука он стреляет лучше всех в Мавераннахре!

Джафар ибн-Харани недовольно поморщился:

   — Но это же...

   — Я ещё не всё о нём сказал. Прошу заметить, что стрелы свои он выпускает только в чагатаев.

   — А в кого он будет их выпускать, когда чагатаев не станет? — опять себе под красный нос проговорил верховный мераб, но на этот раз Маулана Задэ отлично расслышал его слова. Удивление отразилось на его непривлекательном лице.

   — Вот вас что заботит!

Сухощавый старик качнулся на месте, скрипя закостенелыми суставами.

   — Не гневайтесь, верховный смотритель арыков и каналов. Не станем углубляться в будущее, это бесполезно, как и размышление о вреде, который могут принести шипы ещё не выросших роз.