Ургенн понял, что ничего сейчас не добьется, молча, стиснул кулаки и ушел злой, как стая разъяренных варгов. Тех троих Шаум отпустил тоже. Один Аэд остался у зеркала истины.

— Подойди и опусти ладони в воду. — тихо прошелестел жрец, принимая истинный облик.

Когда Аэд подошел, у чаши, свернув кольца, уже стоял на хвосте гигантский белый наг Аэд невольно сжал кулаки, испытывая какой-то глубинный страх и душевный трепет, потом переборол себя и опустил ладони в воду. Минуту ничего не происходило. Потом кольца змея с шелестом расплелись, и он вернул себе человеческий облик.

— Мффффсссс. О тебе зеркало молчит, повелитель.

Как холодной водой облил.

— Благодарю тебя, — склонил голову Аэд.

— Не за что, — отрешенно глядя в стену. проговорил Шаум. — Позови мне Авелира.

Надо поговорить.

Повелитель стремительно вышел из зала чаши, ноги несли его наружу, на воздух. В ночь. Замер у края расселины, уставившись на звезды. Вдалеке пинал со всей дури камни медведь. Аэд тяжело вздохнул, глядя на него. Неизвестно, что было хуже, глухое мертвое молчание зеркала или…

Белый Авелир сам подошел к нему, как будто знал, что его ищут.

— Иди к Шауму, — мотнул головой Аэд. — Он хотел с тобой говорить.

Строго говоря, белый дракон Проводником не был. Его выбор — выбор судьбы, потому с ним жрец собирался говорить отдельно. Они замерли друг против друга, белый наг и белый дракон, могучие древние существа. Наконец Шаум спросил:

— Ты ведь понимаешь, что не она войдет в твой род?

Тот кивнул.

— И если у вас родятся дети, не будет рода белого дракона, будет клан Белых элементалей. Ты войдешь в ЕЕ клан.

Дракон кивнул снова. Жрец прищурился и откинул голову. складывая руки на груди.

— А как же твоя драконья гордость?

Авелир усмехнулся и негромко проговорил:

— Я столько лет ждал суженую не для того, чтобы дать какой-то глупой гордости все порушить.

— Да будет так, — секунду спустя, промолвил жрец. — Завтра утром вы будете первыми. А теперь оставь меня, мне надо отдохнуть.

Ушел. Жрец зажмурился. Он действительно устал, а завтра с утра ему еще предстояло всю процедуру с женщинами повторить, и при этом ухитриться не подпустить их к воде.

Теплая проточная вода тихонечко журчала в купели, рябь бежала по поверхности. А Лида сидела по горло в воде, откинув голову на каменный бортик. Сначала слушала разговоры, но потом голоса стали смешиваться в единый шум. Завтра у них важное событие в жизни, но к ней это не имело отношения. У нее все… Не так.

А усталость так медленно и убаюкивающе подступила, что пробивавшиеся сквозь дремоту удивленные возгласы и даже возмущение, уже не касались ее сознания.

Наступило странное состояние оцепенения.

Она как будто плыла где-то в незнакомом месте, и надо было обязательно добраться… Но холод, мешал холод…

Из этого состояния ее выдернуло внезапно.

— Очнись! Очнись! — тормошила ее та женщина постарше, Нина.

— А, что такое? — спросила Лида, открывая глаза.

И вдруг увидела — лед.

Вода в купели, где она сидела, покрылась тонкой корочкой льда. А все женщины потрясенно застыли вокруг и уставились на нее, Лида и сама хмуро уставилась на лед. В нем явственно угадывались серебристые блестки. Словно осколки зеркала.