Началась драка. Сабли и огнестрел в ход не пускали, но мордобой получился качественный. Имевшие нешуточное численное превосходство «власьевские» как следует накидали «дежневским», загнали их на их суденышки и велели уносить ноги, пока живы. И поискать туземцев, «крыши» пока что не имеющих.
Дежнев таковых нашел на той же реке и изрядно разжился мехами – уже в компании с частью примкнувших к нему «власьевских». Но тут объявился Тарас Стадухин, который давненько уже шел следом за Дежневым и тряс туземцев, как они ни доказывали, что у них уже есть «крыша». Видимо, людей у Тараса было гораздо больше, чем у Дежнева, потому что он отобрал у Семена все меха до единой шкурки. А потом первым из русских изучил побережье Охотского моря и залив, получивший впоследствии имя не его, а Шелихова, составил точные по тем временам карты, за что был произведен царем из простых казаков в атаманы. Вот так вот в них все это причудливо сочеталось…
Ерофей Павлович Хабаров (чье имя нынче по заслугам носят железнодорожная станция Ерофей Павлович и город Хабаровск) кроме мехов имел еще один пунктик: баб-с. А потому при набегах на селения даурских племен всегда прихватывал не только «мягкую рухлядь» (как тогда называли меха), но и женщин, не делая различия меж девицами и замужними, лишь бы симпатичная была. За это даурцы на него злились страшно, не раз пытались прикончить, но так и не вышло. А вот Михаила, брата Тараса Стадухина, того еще беспредельщика, юкагиры все-таки убили, когда он их окончательно достал…
Сибирь, знаете ли… Свои традиции. Наш Дикий Запад. Случались тут вовсе уж увлекательные истории, в европейской части России к тому времени уже невозможные. Чего стоит случай с Никифором Черниговским, бывшим жолнежем польской армии, взятым в плен и отправленным осваивать Сибирь (тогда военнопленных, а порой и преступников массами ссылали в Сибирь, причем не на каторгу, коей еще не существовало, а в качестве вольных людей – чтобы осваивали новые земли).
С женщинами там было туговато, и однажды Никифор взялся драться из-за одной на кулаках – не с кем-нибудь, с Обуховым, воеводой Верхоленского острога, где дело и происходило. Дама, надо полагать, была весьма недурна: соперники волтузились долго и ожесточенно, и закончился поединок тем, что Никифор как-то нечаянно убил воеводу до смерти – кулачищи, видимо, были те еще…
Под замок его никто сажать не стал, нравы там были достаточно вольные – в конце концов не из-за угла кирпичом убил, а в честном поединке… До Москвы было далеко, но Никифор прекрасно понимал, что там в конце концов узнают и по головке не погладят – разве что топором. Нужно было срочно искать какой-то выход. Вульгарно бежать подальше – объявят в розыск, рано или поздно повяжут…
И Никифор придумал. Сколотил отряд из отчаянных голов, пошел в те места, куда прежде русские не добирались, собрал там немаленькую груду мехов и повез их в Москву, где сдал добычу в казну, а заодно и повинился в нечаянном убийстве.
Царь-государь Алексей Михайлович сначала не на шутку осерчал и хотел уже повелеть, чтобы Никифору снесли буйну голову с плеч (ежели каждый начнет воевод убивать вот так, запросто, их и не напасешься!). Однако потом он остыл и стал рассуждать уже с точки зрения крепкого хозяйственника и государственника: как ни цинично это звучит, но воеводу все равно не вернешь, зато Никифора, уже показавшего изрядные деловые качества (кучу драгоценных мехов приволок!), вполне можно использовать и в дальнейшем с пользой для царства-государства. А посему не просто помиловал Никифора, а назначил его воеводой Албазинского острога, что на Амуре. Правда, это была одна из тогдашних «горячих точек», острог не раз брали в осаду китайские войска, пытавшиеся вытеснить оттуда русских, – но, согласитесь, лучше быть воеводой в «горячей точке», нежели лишиться головы на плахе…