И началось… Честное слово, как я ни ломал голову, так и не придумал, каким словом назвать то, что началось. Грабили «полевые командиры» польско-литовских войск – в чем особенно преуспели так называемые «лисовчики», отряды пана Лисовского, законченные отморозки, которым просто некуда было податься: каждого второго, не считая каждого первого (в том числе и самого Лисовского), в Отчизне за разные художества ждали кого петля, кого тюрьма. Грабили отряды претендентов на престол: Лжедмитриев и прочих «царевичей». Грабили казаки и запорожские, и донские, в изрядном количестве нахлынувшие на Русь, – уж они-то никак не могли упустить такого случая. Грабила крестьянская армия уже поминавшегося Ивана Исаевича Болотникова. Грабили шведы – Новгород и окрестности. Сплошь и рядом жители сожженных налетчиками деревень не видели для себя иного выхода, кроме как, собрав ватагу «шишей» (так их тогда называли), опять-таки выходить на промысел на дорогах. Ситуация сложилась такая, что любой, испытывавший в душе склонность к криминалу, мог без особого труда эту склонность реализовать. Короче говоря, размах был такой, что я и в самом деле никак не могу придумать, как сложившееся положение назвать. Это даже не всеобщий грабеж, это что-то другое, вовсе уж запредельное…
Каким-то нечеловеческим напряжением сил в конце концов удалось прекратить Смуту, изгнать интервентов и возвести на царство законного царя – а также вышибить прочь многочисленных казацких атаманов и прочих «понаехавших». Помаленьку окрепнув, государство начало вести борьбу и с разбойниками – и изрядно их число зачистило (с уверенностью можно сказать, не самыми гуманными мерами, но иначе ничего и не поделаешь…). Разбоев на дорогах по сравнению с прежним разгулом стало гораздо меньше – но полностью извести их было, как легко догадаться, невозможно. Пожалуй, особенно усердствовали оставшиеся не у дел, а то и без хозяев, боевые холопы – народ, как мы помним, великолепно умевший обращаться с оружием.
Порой на «ночную охоту» помещичьи дворовые выходили без ведома хозяев – но случалось, что с их прямого согласия и подстрекательства. Причем иногда благородные господа, подобно европейским «баронам-разбойникам», и сами не гнушались погулять по большим дорогам с кистеньком. В 1688 году на таком разбое был пойман князь (!) Яков Иванович Лобанов-Ростовский, имевший к тому же придворный чин стольника. В компании с «простым» дворянином Микулиным он сколотил натуральную разбойничью шайку и, прежде чем его повязали, наворотить успел немало. Правда, и наказание учинили соответственно «общественному положению»: за разбой и убийство двух царских крестьян княжеских холопов повесили, а его самого всего лишь били кнутом – что, конечно, тоже не сахар, но все же лучше, чем плаха с топором или петля…
Если с морским и речным пиратством в XVIII веке боролись весьма энергично и изрядно его подсократили уже в первой половине столетия, то с разбоем на дорогах в начале означенного века стало обстоять с точностью до наоборот – он-то как раз усилился несказанно. Причина лежит на поверхности – реформы Петра I. Появилось тридцать с лишним новых налогов (иные с сегодняшней точки зрения выглядят весьма экзотически, например налог на покупку гробов и кроватей, арбузов и огурцов, на конские дуги и хомуты, на бани и печи с трубами), но тем, кто вынужден был их платить, было не до смеха. Кроме того, народ в массовом порядке стали сгонять на тогдашние «великие стройки» – не только в Петербург, но и на строительство каналов и гаваней, на верфи. И наконец, в армию стали «забривать» буквально всех, кто только подвернется под руку: то Петр решит, что чиновников развелось слишком много, и велит сдать часть в солдаты, то отправит туда же часть ямщиков и купеческих приказчиков (тоже что-то много развелось), то отполовинит у помещиков холопов. А если учесть, что «новобранцев» гнали к месту службы в кандалах, в любую погоду, ночью держали в тюрьмах, кормили кое-как, и смертность среди них была высокая…