– Да, это выглядело бы странно, – спокойно проговорил Мериме. – Но это не значит, что вы ошиблись бы.

– Мне хватает версий, – сказал я. – Не собираюсь себя запутывать.

– Рад слышать, что у вас есть версии. Не поделитесь парочкой?

– Думаете, я хвастаюсь?

– Нисколько. Так как, расскажете?

Я отрицательно покачал головой.

– Понимаю, – с серьезным лицом проговорил Мериме. – Это в интересах следствия. Как истинный сыщик, вы подозреваете всех, даже меня.

– Возможно, – отозвался я.

– Жаль, нет вина. Выпили бы за удачное завершение дела.

– Дай-то бог.

– Вы не верите в успех?

– Я на него надеюсь. Однако по опыту знаю, что многое зависит от удачи. В данном случае она меня пока не баловала. Сами видите, это не обычное дело. У меня куча подозреваемых, но нет того человечка, которого можно было бы обвинить хотя бы в половине убийств.

– Равно как и того, кого можно было бы обвинить во второй половине, – сказал Мериме. – Может быть, это совпадение. Убийства Марии Журавкиной, Екатерины Ауниц, Марианны Киршкневицкой и той женщины, которая так и не опознана, не связаны друг с другом. Первых двух убил один человек, а других – кто-нибудь еще. Совсем по разным причинам.

– Все может быть, доктор, – сказал я и спросил: – А вы сами-то в это верите?

– Нет, но кто я такой, чтобы разбираться в следствии? Мое мнение неавторитетно.

Закончив ужин, мы направились в участок, чтобы подождать там возвращения Армилова с арестованным Громовом. Было уже темно, и дальше десяти саженей предметы теряли четкие очертания. Ветер дул едва ощутимо, нес с пересыхающих болот и реки гнилостный запах ила и тины. Я распустил галстук, Мериме последовал моему примеру.

– Скорее бы уже спала эта жара! – проговорил я, отдуваясь. – Когда начались дожди, я было воспрянул духом, но, похоже, природа обвела нас вокруг пальца.

– Я скучаю по Петербургу, – сказал вдруг Мериме, глядя себе под ноги.

– У вас остались неоконченные дела? – Вопрос сорвался у меня с губ сам собой – я вспомнил долговой вексель, найденный мною в кармане доктора.

– Нет. – Мериме пожал плечами. – Просто сельская жизнь не для меня. Это я понял еще в Китае, когда мы квартировали возле Шанхая. Нам приходилось жить в палатках, и я вдоволь вкусил близости к природе.

– А мне нравится деревня, – произнес я, глядя по сторонам. – Отдыхаю здесь от городской клоаки. Хотя сейчас, конечно, пейзаж не так привлекателен из-за засухи.

– Меня не покидает ощущение, что в Кленовой роще природа не просто чахнет, – отозвался Мериме. – Она тут довольно уродлива. Можно подумать, что земля не дает растениям силу, а напротив, высасывает ее из них. Вы росли в деревне?

– Нет, увы. Мои родители не из помещиков. Отец был лекарь, а мать из разорившихся купцов. Вышла замуж бесприданницей.

– Они еще живы?

– Нет. Отца раздавила лошадь, а мать скончалась спустя несколько лет после этого.

– Простите. Я не должен был спрашивать. Как-то само собой вырвалось.

– Не берите в голову, доктор. Это случилось давно.

– Некоторые раны не затягиваются никогда, – сказал Мериме, снял очки и принялся протирать их. – Я тоже городской человек. Мы с братом росли на улице. Трущобы Парижа стали нашими первыми университетами.