– Кого-нибудь разглядели? – спросил я с надеждой.

Бродков покачал головой.

– Разве там копают даже ночью? – вмешался Мериме.

– Конечно, нет, – сказал я. – А что вы там делали, господин Бродков?

Странно было обращаться к лесничему «господин Бродков» и на «вы». При нашей первой встрече, да и по пути в Кленовую рощу мы разговаривали совсем по-другому, но сейчас, будучи в гостях у доктора, поступить иначе казалось мне невежливым.

– Я часто обхожу лес по ночам, – сказал Бродков. – Ловлю браконьеров. Это входит в мои обязанности.

– Почему вы не выяснили, кто находился на месте раскопок?

Бродков пожал плечами.

– Решил, что вы приказали рыть по ночам. Браконьерами там явно не пахло, так что…

– Ясно, – прервал я его с досадой. – Почему же теперь рассказали?

– На всякий случай. И, похоже, не зря.

Я молча покачал головой. Сам факт присутствия кого бы то ни было на месте раскопок мало что давал мне.

– Надо было выставить там охрану, – сказал Мериме.

– Теперь уже поздно. Если бы я узнал обо всем хотя бы на следующий день! Но с тех пор преступники могли не раз вернуться и завершить то, что они начали.

– Но что им делать на раскопках? – спросила Евпраксия Ильинишна. – Не понимаю.

– Уничтожать улики, – ответил я.

– Какие?

– К сожалению, я не имею ни малейшего представления об этом. Теперь, возможно, никогда не узнаю.

Я был по-настоящему зол. В первую очередь на себя. Ну почему мне не пришло в голову распорядиться выставить охрану?!

– Не расстраивайтесь, Петр Дмитриевич, – попыталась успокоить меня докторша. – Возможно, там были просто бродяги.

– Увы, это маловероятно.

Раз на раскопках кто-то побывал, то улики, если они там имелись, конечно, пропали. Утешал я себя лишь мыслью о том, что правильно сделал, решив разрыть имение Вышинских. Если Бродков видел там злоумышленников, то не просто же так они пришли туда. Возможно, на месте раскопок еще что-то осталось, случайно, разумеется. Ведь всякое бывает. Иной раз даже самый внимательный глаз что-нибудь да пропустит. Мне можно было надеяться лишь на удачу. Еще следовало опросить рабочих. Не заметили ли они каких изменений или посторонних следов?

Пауза в разговоре затягивалась. Все были смущены моим расстроенным видом, и я поспешил сменить тему.

– Кстати, доктор, – обратился я к Фаэтонову, вспомнив свой разговор с Мериме, – вы не знаете, как звали того офицера, который служил вместе с Армиловым и погиб при загадочных обстоятельствах?

Тот нахмурился и спросил:

– Почему вы решили, что я в курсе этой истории?

– Я передал Петру Дмитриевичу наш с вами разговор, – сказал Мериме.

Брови местного врача приподнялись.

– Не помню, чтобы я говорил что-либо подобное, – сухо сказал он.

– Прошу прощения, – Мериме пожал плечами, не желая настаивать. – Должно быть, я что-то перепутал.

– Видимо, так! – буркнул Фаэтонов.

Вид у него был крайне недовольный.

Остаток вечера прошел в приятной, вполне дружеской атмосфере, хотя я заметил, что Мериме и его коллега не перекинулись больше ни единым словом.

Когда мы ушли от Фаэтоновых, сели в экипаж и поехали в гостиницу, я напрямик спросил Мериме, как он объясняет нежелание местного эскулапа признаваться в очевидном.