— Скукотища! — вздыхают люди, а некоторые даже требуют вернуть им деньги за билет. — Эка невидаль — дохлая рыбина в баке с водой.

— Не дохлая она, — объясняет Эйф. — Просто утомилась чуток: тоскует по фьордам. Такие уж они, русалки.

— Хватит нам зубы заговаривать! — злятся люди. — Поймай свежую русалку, вот на неё мы придём посмотреть!

Да понимают ли они, о чём просят? Отец — высокий как дуб, сильный как медведь — рассказывал ему… Как он эту случайно в бухте выловил. Как она боролась, боролась и не сдавалась. Перегрызала толстенные верёвки. Разбивала хвостом стеклянные баки. Поймать? Свежую? Нечего и думать! Увы: чудища не являются к нему в шатёр просто так, по его хотению.

Не являлись. До сегодняшнего дня.

— Ну, здорово, удача! — шепчет Эйф болтающемуся перед ним мальчишке.

Лампёшка визжит. Рыб визжит. Уроды перешёптываются и шипят.

— Так я и думал: она хочет протащить что-то в мой шатёр в этой своей тележке. Хитро придумано, сестричка, но дядюшка Эйф похитрее будет. А ты — бултых к мамочке, будут у меня теперь две русалки по цене одной.

Эйф поднимает Рыба над мутной водой. Мальчик извивается, визжит и пытается вцепиться зубами в держащую его руку.

— Нет! — кричит Лампёшка. — Не надо! Ему нельзя! Он не умеет плавать, я сама видела, отпусти его! — Она пинает толстяка в голень, но тот и бровью не ведёт.

— Это уже слишком, Эйф, — говорит карлик. — Он свободный мальчик.

— Свободный? Мальчик? Это он-то? — Эйф подносит извивающегося Рыба поближе к лицу. — Если существуют на свете чудища, то вот это и есть одно из них. Ух, парень, ну и жуткая у тебя башка. — Эйф поворачивается к карлику, который медленно спускается со ступенек. — Как думаешь, Освальд? Поставить ещё один бак? Или так сойдёт? Не перегрызут они друг другу глотки?

Лампёшка в отчаянии оглядывается по сторонам. Остальные существа вышли из своих ниш, дряхлые сиамцы медленно подтягиваюся ближе, опираясь на деревянные ходунки. Старухи с любопытством рассматривают болтающегося вверх тормашками мальчика. Уроды подталкивают друг друга и качают головами. Но ничего не предпринимают: никто не бросается на толстяка, никто не вырывает мальчика у него из рук.

«Нельзя ему здесь!» — звенит у Лампёшки в голове. Никак нельзя! Нельзя, чтобы на него пялились целыми днями, это ещё хуже, чем жить под кроватью. Рыб свихнётся или умрёт…

— Помоги же ему! — тянет она карлика за пиджак. — Сделай что-нибудь!

Тот печально смотрит на неё.

— Но… что я могу? Эйф!.. — пробует он опять. — Не надо, пожалуйста…

Лампёшка оглядывается кругом: темнокожий верзила пугливо пятится назад, бородатая женщина закрыла лицо руками, будто не хочет ничего видеть.

— Не пора ли ужинать? — спрашивает одна из старушечьих голов.

— Да, а чем сегодня кормят? — отзывается другая.

Нагнув голову, Лампёшка кидается на здоровяка Эйфа. Он в любую минуту может бросить Рыба в воду, но пока внимательно разглядывает его, как будто ему некуда торопиться — и ведь так оно и есть? Уродцев своих он приструнил неплохо, никто и пикнуть не смеет. А коли посмеют, то знают, что их ждёт: клетки, цепи, недельная голодовка, а то можно и кое-что похуже придумать…