Лампёшка изумлённо разевает рот. Рядом тяжело дышит Ленни, и вместе они не сводят взгляда с тёмного угла комнаты, где внезапно стало намного светлее. Девочка забывает, что ей запрещено подглядывать. Забывает про счёт.
«Я падаю, — думает Эдвард. — Я падаю, и поймать меня некому».
Он не доверяет ей ни на грош, этой упрямой девчонке. Йозеф тысячу раз повторял: чем меньше, тем лучше. Нельзя тебе долго находиться в воде, мальчик. Ни в коем случае. Это опасно.
Наверняка она не умеет считать, наверняка запутается. Никто о нём не заботится, он предоставлен сам себе, ему нельзя терять головы. Он судорожно сжимает края ванны. Сколько уже прошло времени, сколько ещё осталось?
Он чувствует, как вода ласкает его кожу, наконец-то! Такая прохлада, такая нега, ему так этого не хватало. Может, на этот раз покупаться чуточку дольше? Забудь ты о ней, об этой безмозглой девчонке! Забудь о времени, забудь обо всём, забудь самого себя… Почувствуй прохладу, почувствуй нежность…
Нет! В этом-то всё и дело, как раз в этом! Нельзя! Он напрягает слух, чтобы услышать, сколько прошло времени. Уже пора вылезать. Почему она его не вытаскивает?
Он чувствует, что падает… и поймать его некому.
— Я тебя поймаю, — нашёптывает вода. — Падай. Не бойся.
Только когда голова мальчика — подбородок, рот, нос — начинает медленно погружаться в воду, только когда она понимает, что золотые глаза вот-вот с шипением потухнут, Лампёшка спохватывается. Сколько секунд прошло? Она понятия не имеет, наверняка больше, чем…
— И… сто тридцать пять! — торопливо объявляет она. — Пора вылезать!
Мальчик погружается всё глубже, его руки соскальзывают с кромки ванны в воду. Лампёшка быстрым шагом подходит к ванне, засовывает руки в холодную воду и пытается его вытащить. Невозможно: кажется, он стал теперь гораздо тяжелее.
— Ленни, помоги!
Он не хочет помогать, ни капельки не хочет, но девочка зовёт, и он всё же осторожно заходит в комнату и вынимает мокрого мальчика из воды. Ленни как можно дальше отставляет голову и зажмуривается, словно держит в руках гнездо ядовитых змей. Бросив Эдварда на кровать, он поскорее прячется в коридоре.
Золотые глаза закрылись. Мальчик лежит на простыне, его грудь медленно вздымается и опускается. Его хвост — самый настоящий хвост, видит теперь Лампёшка. По всей его длине тянется тонкий белый шрам, как будто кто-то когда-то пытался разрезать его надвое. Лампёшка накрывает мальчика чистой белой простынёй.
— Слишком долго! — Его голос доносится будто издалека.
— Нет, все хорошо…
— Слишком долго!
— Я на минуту забыла, что надо считать, совсем на чуть-чуть, я увидела…
— Даже на это ты не способна.
— В следующий раз я… Завтра я…
Он отбрасывает простыню и соскальзывает под кровать, в темноту.
— А теперь вон отсюда, — шипит он. — Оставь меня одного.
Как проходят дни
Так отныне и проходят дни.
Она каждое утро приносит ему завтрак, ждёт, пока он поест, и относит поднос обратно на кухню.
Она по-прежнему старается разговаривать бодро и приветливо, хотя уже почти не верит в то, что его можно приручить.
Она старается подавать ему то, что он просит, но чаще всего ошибается. Не та книга, не те карты. Африка вместо Японии. Гренландия вместо Индонезии. Ей-то откуда знать? «Светила из тебя не выйдет, Лампёшка», — говорил отец. Что ж, он прав.