— Довольно, Эмилия! — вмешивается мама. Если мама зовёт её Эмилией, значит, шутки кончились. — Хватит. Разувайся, мой ноги и немедленно спать.
— Да, но, мама, я и вправду что-то слышала.
— Глупости! Чудовищ не бывает.
Рычание перерастает в хриплый лай. Где-то далеко. Или уже ближе?
Лампёшка боится мыть ноги. Боится раздеваться. Даже в постель лечь боится. Вместо этого она заползает под кровать — в одном башмаке и в одном носке. Если оно всё-таки проникнет в комнату, то, глядишь, и не найдёт её.
Лампёшка не спит. Опять.
Она лежит на холодном полу, поворачивается к своему страху то одним боком, то другим, и прислушивается. Лай приближается, и вдруг уже рядом, в коридоре, — тяжёлая поступь чьих-то лап, цокот длинных когтей. Грозные звуки уже у самой двери, девочка съёживается, отползает в дальний угол и прижимается спиной к стене.
Ну почему она не проверила, запирается ли дверь? Так сюда может ворваться кто угодно! Но лапы удаляются, цокот исчезает в глубине коридора. Снова воцаряется тишина.
Лампёшка отправляется искать ракушки — на пляже у себя в голове. Ей попадаются прекрасные: розовые, зелёные, мокрые и блестящие. Она смывает с них песок и кладёт на валун сушиться на солнце.
Когда на валуне уже не остаётся места, она наконец засыпает.
Семь лет… День первый
— Вот тебе и на! — восклицает чей-то голос, и Лампёшка просыпается. Пространство под кроватью залито бледным утренним светом. У кровати топчутся чьи-то ноги, на них чулки в рубчик и чёрные туфли.
— Вот тебе и на! — повторяет голос. — Так это мне всё-таки приснилось? Или нет?
Ноги подходят к окну, кто-то трясёт раму за ручку. Окно не открывается.
«Чьи же это ноги? — думает Лампёшка. — И почему я не дома? Ах, да! Ах, да — Марта».
— Что ж, может, оно и к лучшему, — говорит Марта.
Она подходит к стулу, на котором лежит Лампёшкина наволочка, и вытряхивает её. Девочка видит, как её одежда вываливается на пол. Один носок клубочком откатывается подальше.
— Всё-таки нет… — бормочет Марта. — Девочка всё же была. Но где она тогда? Не может же быть, чтобы её… В первую же ночь? Нет, не может быть…
— Здесь я, — подаёт голос Лампёшка и выползает из-под кровати.
Боже, как же Марта пугается! Словно Лампёшка — змея или крокодил какой. Или чудовище. Марта хватается за сердце и ловит ртом воздух.
— Это всего лишь я, — успокаивает её девочка.
— А вот этого я не люблю! — сердито отвечает женщина. — Когда прячутся и выползают из углов. В этом доме лучше так не делать, ясно? — Она порывисто подходит к Лампёшке и окидывает взглядом её платье. — Ты что, на полу спала? Прямо в одежде? Ну и ну!
«Мне было страшно, — хочет ответить Лампёшка. — Я что-то слышала в коридоре». Ей хочется спросить: здесь правда живёт чудовище? Его не держат на привязи? Оно меня съест — для этого меня сюда взяли, да? На языке вертится миллион вопросов. Но в утреннем свете такие разговоры кажутся нелепыми. И взгляд у Марты уж очень суровый, едва ли не грознее вчерашнего. И глаза по-прежнему красные.
— А другой одежды у тебя нет?
— Есть.
Лампёшка указывает на валяющуюся на полу кучку. Марта выуживает из неё пару вещей — платье и сорочку.