Она стала приходить ещё, ночь за ночью, рассказывала о разном, пела песни и не желала возвращаться в душную каюту на полубаке. На палубе ночь была нежной, ветер — мягким.

На корабле тесно, тут тайн быть не может. Само собой, через пару дней все всё знали, и капитан тоже. Разозлился он не на шутку.

— В ближайшем порту сойдёшь на берег! — прорычал он своему штурману. — И тебе ещё повезло, что я тебя за борт не сбросил! Предатель, охотник до чужих жён! Я думал, мы друзья.

На это Августу ответить было нечего. Завязав свои пожитки в узелок, он ступил на сходни.

— Постой! — закричала она. — Я с тобой.

Понять её никто не мог. И рожей он не вышел, штурман этот, и сло́ва из него не вытянешь — что ж он ей так приглянулся? Ох, уж эти бабы…

Бак не собирался её отпускать.

— Тогда будем драться! — воскликнул он. — Кто победит — тому она и достанется.

У пиратов так заведено: победитель забирает добычу. Капитан потряс двумя саблями и бросил одну безоружному Августу. Тот пожал плечами. Драться так драться.

Они сражались на палубе, гоняя друг друга от борта к борту. «О!» — восклицали пираты, когда Август чуть не выпал за борт, и «А!» — когда Бак в третий раз обегал вокруг мачты: всё-таки его штурман с саблей обращаться умеет, а у того, кто дерётся по страсти, сил вдвое больше. Больше, но недостаточно: вжих! — и прощай нога. Наполовину отрублена — жуткое зрелище, даже для пиратов с их стальными нервами.

Капитан перевёл дыхание.

— Всё. Будешь моей.

Он хотел было поцеловать жену в шею, но, встретив её ледяной взгляд, остановился.

— Я сама себе хозяйка, — ответила она и, поддерживая своего возлюбленного, спустилась с ним по сходням на берег и ушла. Август волочил за собой полуотрубленную ногу. Сохранить её не удастся, это он понимал.

Гроза приближается, над морем уже сверкают молнии. Тяжёлые тучи жаждут наконец избавиться от бремени. С неба начинают падать огромные капли.

— Она умерла, — говорит Август. — Вот в чём дело.

— А? Что ты сказал?

— Она умерла! — пытается перекричать ветер Август.

— Что?!

Наверху, над поручнями, появляется с десяток голов, волосатых и лысых, с мокрыми бородами, некоторые одноглазые или безносые. Потрясены все. Бак перегибается через борт.

— Что ты несёшь? Умерла… Когда?

Сто лет назад, хочет ответить Август. Так ему кажется.

— Года два тому.

— От чего?

— Просто так. Заболела и умерла.

— Просто так? — ревёт капитан. — Что за чушь, просто так не умирают!

Но пираты печально кивают. Умирают, умирают просто так, бывает такое.

— Но как же… Как же… — От ярости Бак заливается краской. — Нет, не может такого быть!.. А я-то сгорал от ревности, завидовал, что у вас всё как в сказке. У тебя и жена, и работа на берегу не бей лежачего, и дочь в придачу. У вас ведь дочь родилась, так?

— В том-то и дело, — кричит Август. — Из-за неё я и здесь, из-за дочери. Из-за Лампёшки.

— Да-да, Лампёшка. Так её звали! — кивают несколько голов. — Та малышка, что сиживала с нами у костра, лапушка.

Бак удивлённо озирается.

— У костра? Какого костра?

— Ну, как тебе сказать, кэп… Мы, бывало… Нам иногда хотелось с ней повидаться, с нашей Эм.