Сначала даже Брендону я ничего не рассказала о мужчине, которого, как мне показалось, я видела, или об отпечатке следа, или о жемчужной сережке, или еще о чем-нибудь. Я ждала».

Джесси посмотрела на последнее предложение, покачала головой и снова принялась печатать.

«Я ждала, что придет какой-нибудь полицейский и предъявит мне на опознание кольца — не сережку, а кольца. „Мы уверены, что это ваши, — скажет он, — потому что на них имеются инициалы ваши и вашего мужа и потому что мы нашли их на полу кабинета вашего мужа“.

Я ждала этого, потому что, когда покажут мне мои кольца, я буду знать наверняка, что ночной посетитель малышки Нелл был просто частью ее воображения. Я все ждала и ждала, но этого не случилось. В конце концов, как раз перед первой операцией на руке я рассказала Брендону о том, что, мне кажется, я не одна была в доме, по крайней мере не все время. Я сказала ему, что это все вполне может быть моим воображением, но временами все это кажется очень реальным. Я ничего не рассказала о своих потерянных кольцах, но зато много говорила об отпечатке ноги и серьге с жемчужиной. Я что-то бормотала о сережке, и знаешь, почему: за ней стояло то, о чем я не смела рассказать даже Брендону. Понимаешь? Все время, когда я что-то рассказывала ему, я говорила фразы типа: „Затем я подумала, что увидела“ и „Мне показалось, что я почти уверена в этом“. Мне было необходимо рассказать ему, рассказать хоть кому-нибудь, потому что страх разъедал меня изнутри, как соляная кислота, но мне нужно было рассказать, что я не подменяю субъективное ощущение объективной реальностью. Но больше всего мне не хотелось показать ему, насколько я все еще боюсь. Я не хотела, чтобы он подумал, что я сумасшедшая. Мне было неважно, если он подумает, будто у меня легкая истерия — такую цену я бы с радостью заплатила, лишь бы скрыть еще одну ужасную тайну: то, что сделал со мной мой отец в день солнечного затмения, но я ни в коем случае не хотела, чтобы он считал меня сумасшедшей. Не хотела, чтобы даже малейшие сомнения закрались у него на этот счет.

Брендон взял мою руку в свои и погладил ее, а потом сказал, что может понять это, в данных обстоятельствах с этим приходится мириться. Потом он добавил, что очень важно помнить, что все это было не более реально, чем душ, который мы принимали вместе с Джеральдом после столь насыщенных упражнений, на кровати. Полиция обыскивала весь дом, и, если бы там действительно кто-то побывал, они нашли бы доказательства этому. Тот факт, что незадолго до несчастного случая в доме была произведена генеральная уборка, лишь увеличивал шансы на это.

— Может быть, они нашли доказательства его присутствия, — заметила я. — Может быть, один из полицейских засунул сережку в свой карман.

— Я знаю, что в мире очень много нечистых на руку полицейских, — возразил он, — но я не верю, что даже самый тупой из них стал бы рисковать своей карьерой из-за сережки. Мне легче поверить, что тот приятель, который, как ты считаешь, был с тобой в доме, вернулся позже и сам забрал ее.