План получился настолько реальным, что Газон даже смог его потрогать потной ладошкой. И оставалось прояснить всего два мелких вопроса: первый — куда подевался мотоцикл? Второй — кто будет грузить длинные рубли в мешки, пока он, герой, станет пугать охрану, размахивая оружием?

— Закурить, извините, не найдётся?

Дикарь нехотя отвлёкся от стоящей перед глазами картины и недовольно воззрился на небритого мужика в грязной робе с затёртой надписью «… канал».

— Покурить, извините, не угостите? — приятно улыбнувшись, повторил мужик.

— Курить вредно, — грубовато сообщил Шапка, почёсывая правой татуированной рукой левую татуированную руку. Никто из обитателей Тайного Города — за исключением челов — не курил и курить не собирался.

— Здоровье не позволяет?

— Скурвиться можно.

— Не скурвиться, а скуриться, — поправил дикаря мужик. И прежде чем возмущённый Газон высказался по поводу грамотности неожиданного собеседника, продолжил: — Но ведь боязнь скурвиться не мешает вам выпивать, не так ли?

Судя по всему, чел опытным взглядом разглядел потенциального собутыльника, и разговор о куреве стал всего лишь необходимой прелюдией к перспективному знакомству.

— Водку не употребляю, — определил приоритеты Сигизмунд, которому необычайно понравился второй заход незнакомца. — Я от неё буйным делаюсь.

— Как мы с вами похожи! — всплеснул руками «… канал». — Я вот, к примеру, предпочитаю армянский коньяк. Извольте…

И протянул Газону плоскую фляжку.

— Мне нравится этот город, — осклабился дикарь, принимая угощение. — Как зовут?

— Озёрск.

— Тебя как зовут, дубина человская?

— Николай Матвеевич Столяров, — отрекомендовался небритый и даже привстал немного, демонстрируя остатки воспитания. — Слесарь.

— А я — освободился, — обозначил своё социальное положение Шапка. — Ну, за знакомство.

И сделал солидный глоток, продемонстрировав собутыльнику и мастерство, и опыт.

— А вас, извините, как величать?

— Палёный, — выдохнул дикарь.

— Фамилия такая?

— Коньяк твой палёный, — уточнил опытный Шапка. — Не армянский ни разу, чтоб его Спящий обратно выпил, а разлитый тут недалеко, под Питером, нам такой вертухаи втридорога втюхивали.

— Не армянский? — растерялся слесарь.

— Армяне столько не гонят, сколько мы выпиваем, — хохотнул дикарь. — Да ты не парься, чел, палёные тоже разные, и твой — в нормале.

И, подытоживая лекцию, сделал следующий глоток.

— Вы не представились, — напомнил Столяров.

— Газон, — сообщил дикарь, вытирая губы тыльной стороной ладони.

— Газон — это кличка?

— Типа.

— А зовут вас как?

— Сигизмунд Феоклистович Левый, — слегка напрягшись, припомнил Шапка. — Можешь хоть в справке про свободу поглядеть.

— А. — Слесарь помолчал. Обдумал услышанное. Выпил, промокнул рот грязноватым платком и произнёс: — Я, пожалуй, стану называть вас Газоном.

— Договорились. А ты чо такой культурный, в школе учился?

— Инженер, — вздохнул Столяров. — Теперь — жертва невидимой руки рынка.

— И чо тебе от меня надо, жертва? — спросил, прищурившись, Газон, поскольку прекрасно понимал, что просто так никто его, освобождённого, поить не станет.