Масаны могли существовать в виде зыбкого тумана и любили путешествовать в таком виде на короткие расстояния, не привлекая излишнего внимания, невидимые, незнаемые… ну, кому в голову придёт?

Пётр сложил фляги в саквояж, принадлежавший спасённой красотке, и поспешно зашагал к родному учреждению, находившемуся недалеко от сквера. Всё так же, холодно и бесстрастно, мерцали звёзды, и зацепившийся за крышу уисполкома месяц напоминал кривую турецкую саблю.

— А, товарищ Бруджа! — привстав, приветствовал вошедшего дежурный, парень в застиранной добела гимнастёрке с добрым, каким-то глуповато-детским лицом. — Опять в ночь?

— Я забираю автомобиль, — холодно кивнув, Пётр не стал поддерживать разговор: некогда было, да и вообще, масан не отличался болтливостью и не терпел этого в других. — Надеюсь, начальство не забыло распорядиться?

— Да, да, товарищ Лациньш оставил устный приказ. Вот только шофёр…

— Сколько раз говорить — я езжу сам, без шофёра.

— Я помню, помню… — Дежурный сбился и покраснел. По неизвестной ему причине он всегда трепетал в присутствии любимчика всесильного начальника ЧК. Было в товарище Брудже нечто такое, глубинное, беспощадное, что заставляло парня холодеть от ужаса. — Когда предполагаете вернуться, товарищ Бруджа?

— Как всегда — к утру.

Масаны могли неплохо управлять мыслями челов, чем и пользовался Пётр, прикрывая каждое своё действие надлежащим приказом. Вот как сейчас.

— Ну, ни пуха ни пера, товарищ!

— А это что? — негромко спросила Лера, указывая пальцем в правую сторону рисунка. — Медведь?

Она прекрасно понимала, что изобразила третьеклассница в своём альбоме, но хотела не только увидеть рисунок, но и услышать комментарии «художницы», потому что в них сейчас соль — в желании нарисовать, в понимании того, что хочется нарисовать.

— Какой же это медведь? — всплеснула ручками девочка, удивляясь про себя непонятливости новой учительницы. — Это Чебурашка вышел погулять на берег Тёмного. Он к нам в Озёрск приехал и любуется.

— Уши маленькие, — со знанием дела произнёс из-за плеча девочки Петухов, самый деловой пацан в 3-м «А». — Потому Валерия Викторовна и спутала с медведем.

— Не маленькие.

— Красивый Чебурашка, — остановила назревающую ссору Лера. — Ты молодец, Галя.

— Спасибо.

— А теперь, Петухов, покажи, что изобразил ты…

Вопреки ожиданиям детишки в школе оказались славными — с точки зрения преподавателя искусств, разумеется. Нет, попадались и те, кто кисточку от ластика отличить не мог, но все старались, все хотели показаться новенькой, красивой и доброй учительнице, а главное — всем нравилось, как Лера ведёт предмет. Как показывает и объясняет, как возится с отстающими и радуется за тех, у кого получалось.

И получаться стало у всех.

Детишки — они ведь все талантливые, нужно просто помочь им раскрыться.

Но попадались, разумеется, и хулиганы.

Грозой Озёрской школы № 3 — первых двух в городе почему-то не было, а вторая, и последняя, вообще носила номер 6, — заслуженно считался ученик 11-го «Б» Цыпа, рослый и плечистый Боря Цыплаков, сынуля районного зампрокурора. Существо не по годам развитое, наглое и полностью уверенное в своей безнаказанности. Из всех предметов Цыпа спокойно себя вёл только на физике, биологии и физкультуре. Физику вела директорша, на физкультуре возглавлявший школьную футбольную команду Цыпа блистал, а семидесятилетняя биологичка — самая старая учительница Озёрска — когда-то была классной дамой зампрокурора, и папаша так отметелил Борю за первое же невежливое слово в адрес старушки, что теперь Цыпа начинал здороваться с ней за двадцать футов, помогал носить сумки, а на уроках вёл себя так, словно его подменял благовоспитанный брат-близнец.