Тэнзи стояла молча, не шелохнувшись.
Йен так быстро шагнул к ней, что она вздрогнула.
– Чего ты от меня хочешь, Тэнзи? – Он произнес это тихо, яростно, настойчиво.
Она сцепила перед собой руки. Он глянул на ее побелевшие кулачки, потом на побелевшее лицо. Высоко на скулах у нее появились два лихорадочных, ярких пятна.
Он хотел прикоснуться к ней, успокоить, сделать так, чтобы пятна исчезли.
Но не решился.
Он ждал.
И ждал.
И наконец она едва слышно прошептала:
– Я не хочу, чтобы ты занимался с ней любовью.
Йен резко втянул в себя воздух. Эти слова подействовали на него, как стрела. Та, которая убивает.
Та, которыми Купидон стреляет в свои жертвы.
Он так много мог ей сказать. Мог указать на лицемерие, на тщетность, на честность и справедливость. Мог напомнить, что хотя кое в чем она и мудра, у нее нет никакого жизненного опыта, и она совершенно наивна в том, что касается мужских нужд и прочей ерунды, и у нее нет, нет никакого права стоять тут с таким лицом! Что все сказанное о нем – правда, и она это знает. Мог бы сказать, что это она его довела. И она не имеет права!
Паршиво, Тэнзи, не повезло тебе.
И это будет самое милосердное, что он может сказать. После этого она пойдет своим путем, а он своим, как и должно быть. Позволит ей ненавидеть себя, сначала чуть-чуть, потом сильно, а потом она забудет.
Именно это он и собрался сказать.
Но вместо этого произнес, очень нежно:
– Тогда я не буду.
Это было равносильно признанию.
Йен больше не знал, кто он такой.
Все, что он знал – она должна получить то, что хочет, и неважно, что это. Неважно, какой ценой.
И решив таким образом свою судьбу, Йен круто повернулся и ушел, оставив Тэнзи как раз в тот миг, когда ее лицо осветилось почти божественным светом, потому что не мог на это смотреть.
Во время перерыва между танцами Стэнхоуп подошел к нему, его молодое, красивое, открытое лицо сияло. У него наглый подбородок, решил Йен без капли милосердия. Что-то в нем, квадратном и таком безукоризненном, страшно его раздражало.
– Я просто хотел поблагодарить вас, Эверси, за ваше письмо, сообщившее мне про мисс Дэнфорт.
– Нет нужды, – коротко бросил Йен.
– О, прошу вас, не отказывайте мне в удовольствии выразить свою благодарность, – произнес тот величественно, просто упиваясь своими словами.
– Вы будете герцогом. Я далек от того, чтобы отказать вам хоть в чем-то.
По лицу Стэнхоупа на мгновение мелькнуло сомнение, но он тут же кивнул, так и не поняв иронии. Опять же, ирония – способ защиты тех, кто хотя бы иногда испытывал разочарование, подумал Йен, а молодому лорду наверняка не доводилось сталкиваться ни с чем подобным.
– Я решительно думаю, что мое ухаживание за мисс Дэнфорт прошло прекрасно. Просто замеча-тельно.
– В самом деле? – стиснул зубы Йен.
– Это было легко, старина. Право же, пустяк. – Тот щелкнул пальцами. – Несколько букетов, несколько комплиментов о ее глазах, несколько поездок в моей старой пролетке, и она моя! Честное слово, она совсем простодушная и незатейливая.
– Прямо вот так легко?
– Конечно. Она еще совсем юная, личность только формируется. Веселая и покладистая, и я думаю, что из нее можно вылепить все что хочешь.