— Гаспадин! — истошно завопила Тако́ля. — Не надо! Бегите!

— Ну, давай! — закричал я, снова взмахнув рукой.

Закованный в грязно-зелёную броню монстр припал к земле, встав на все четыре лапы, и сделал взмах мускулистым хвостом, ломая небольшое деревце. В следующий миг оскалившаяся ревущая туша помчалась ко мне. От визга рабыни заложило в ушах.

— ТУК! ТУК! ТУК! — отмеряло сердце доли секунды, а когда тварь оказалась в пяти шагах от меня, я вскинул левую руку, кидая чашу с гремучей пылью и моля только о том, чтоб внутрь залитого воском сосуда не проникла вода.

Серая чаша попала в широко распахнутую пасть чудища, и то резко схлопнуло челюсти, продолжая нестись на меня.

— ТУК! — отбило сердце нужный момент, и между пальцами сверкнула жёлтая искра.

Голова крокодила с громким хлопком превратилась в бесформенное месиво из костей, мяса и жил. В воздух взметнулись багряные брызги, смешиваясь с дождём.

Крокодиловая туша всё ещё неслась вперёд, но принадлежала она уже мёртвому чудищу. И эта громадина, прежде чем рухнуть на мокрую землю, задела меня лапой. Этого хватило, чтоб откинуть в сторону.

Я выпустил из рук звякнувший о камень гладиус и больно ударился, отчего из лёгких выбило дух, заставляя хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— БУМ! БУМ! БУМ! — билось в висках, и я, сделав, наконец, глубокий шумный вдох, вскочил на ноги, держась рукой за ушибленный бок.

Дождь застил лицо, и я быстро провёл ладонью, стирая воду. Тако́ля пятилась, выставив перед собой руки, словно те могли остановить дёргающуюся в агонии у её ног тушу, и постоянно визжала, срывая голос. Мясистый хвост несколько раз ударил совсем близко с ней, попав по чахлому деревцу, которое треснуло, но не сломалось. Только это спасло девушку от участи быть раздавленной.

Мой взгляд быстро пробежался по зарослям, где мелькали сгорбленные пятнистые твари, хохочущие, как гиены.

Вот одна неосторожно показалась между кустами, и я выставил руку так, что указательный палец теперь был между моими глазами и монстром, а потом быстро щёлкнул большим и средним, поворачиваясь в поисках новой цели. В это время мёртвый дозорный начал с нечеловеческой методичностью всаживать в зазевавшуюся тварь стрелу за стрелой. Гиена завизжала от боли и бросилась в глубь зарослей, но не успела и упала на землю, где начала биться в судороге.

— ТУК! ТУК! ТУК! — билось сердце, напоминая, что я ещё живой, и что надо сражаться за эту жизнь.

И вот я уже выследил ещё одну гиену и снова щёлкнул пальцами, с тем, чтоб быстро сделать несколько шагов и подобрать с земли короткий клинок легионера.

Пятнистые твари были, видимо, не настолько безмозглы, раз не стали нападать, а только начали кружить, загоняя меня, как северные собаки медведя. Зато с противным визгом из кустов выскочили небольшие хорьки.

Проворные зверьки с какой-то самоубийственной безрассудностью кинулись на ближайшего мертвеца, вцепившись тому в руки и ноги. Наверное, эти уродцы предназначались для схватки отнюдь не с нежитью, так как раны от их зубов были бы сильно кровоточащими и очень болезненными для живого человека, но они при этом не опасны для мертвеца. Я быстро вытянул руку в сторону гребца и стиснул кулак, натягивая до предела нити контроля, отчего казалось, ещё чуть-чуть, и их можно ощутить пальцами, а потом начал делать короткие рубящие удары. Мертвец, вооружённый тяжёлым хо́пешем, стал в точности повторять мои движения. Вот одна мелкая и зубастая тварь упала, перерубленная пополам, вот вторая начала отползать, волоча задние лапы по земле, а за ней тянулись сизые потроха. Вокруг гребца уже образовалось озеро крови, а мы продолжали делать одинаковые взмахи. Вот третий хорёк отвалился и начал с противным нечеловеческим визгом крутиться по земле, оставшись без передних лап. Ещё взмах, и четвёртый безвольной тушкой отлетел в сторону.