Герда подержала снимок перед своим здоровым глазом.

– Странно, что он так и не женился. Такой красавец! – Она снова засмеялась. – А вот Сильвия. – Она достала фотографию, на которой была изображена белая собака с длинными лапами. Лежа на земле, та смотрела прямо в камеру. – Сильвия, – проговорила прабабушка. – Так звали собаку. Любимая собака Акселя, она повсюду следовала за ним по пятам. Помню, дедушка рассказывал, что Аксель назвал ее в честь своей первой любви. Собака осталась у нас, когда ее хозяин исчез, но бедняжка недолго прожила. Поговаривали, будто она умерла от горя. А дедушка так расстроился, что похоронил ее у заброшенного дома и поставил камень с ее именем. Боже мой, как это ужасно выглядело! Можно было подумать, что там похоронен человек! Детьми мы часто туда бегали, играли в привидения и пытались напугать друг друга.

С тех пор у нас в семье всегда держали собаку по кличке Сильвия, – продолжала Герда, поглаживая толстого мопса, сидящего у нее на коленях. – У нас это стало своего рода традицией. Вот это – Сильвия семнадцатая.

Мопс уставился на меня.

Сильвия? Мопс? Да они все тут спятили, что ли?

Герда продолжала рассказывать мне о собаке.

– И еще малыш Антон, такой добрый, он каждый вечер ее выгуливает, – добавила она и похлопала Анте по руке. Анте надел наушники.

Пальто и шапка Акселя. Его письменный стол и арифмометр. Мне стало очевидно, что он в самом деле существовал. И мы с ним жили в одном месте, только в разное время.

– Я вижу, ты о чём-то задумалась, моя дорогая, – проговорила Герда и погладила меня по руке. – Что-то приходит, что-то уходит… Такова жизнь, – продолжала она, устремив мутный взгляд к небу. Я подумала, что она слегка не в себе.

В эту самую минуту с другой стороны сада донеслись радостные возгласы папы, который с кем-то прощался. Герда схватила меня за руку и прошептала:

– Между верой и знанием есть много всего! Помни об этом, Малин!

Затем она совершенно нормальным голосом поприветствовала моего папу, который подошел к нам, неся в пакете помидорную рассаду.

И только когда мы уже сели на велосипеды и тронулись в путь, я сообразила, что не говорила Герде, как меня зовут.

Снова настал понедельник, и весь школьный день я чувствовала спиной тяжелый взгляд Ореста. Похоже, он совсем забыл, что мы с ним в школе не общаемся, и весь день открыто не сводил с меня глаз. Анте же поздоровался не так небрежно, как обычно. То есть между нами по-прежнему ощущалось астрономическое расстояние, но теперь как между Землей и Марсом, а не между Землей и Плутоном.

Когда закончился последний урок, я постаралась задержаться в классе как можно дольше. Общаться с Орестом по-прежнему не хотелось – стоило мне подумать о знаке Оракула у него на руке, как у меня по всему телу начинали бегать мурашки. Поэтому я надеялась, что Орест уйдет раньше меня.

Папа сказал, что отправится с Моной собирать дубовые листья и вернется только вечером. Мама была на другом конце Земли. Виолончель, мой верный друг, казалась не совсем моей, к тому же и концерт уже прошел.

Я не знала, куда мне деваться, когда учительница заперла класс и ушла. Так много всего еще предстояло сделать с загадками, с письмами. Но теперь мне не с кем поделиться новыми сведениями. Например, тем, что Аксель – дальний родственник Анте. Или что Сильвия – толстый мопс. Мне очень не хватало Ореста. Но встречаться с ним не было абсолютно никакого желания.