– Да, почти всё, что в этой комнате, – оттуда. Мы привезли их сюда зимой, когда помогали прабабушке переезжать. Да еще и кучу всего выбросили – всякие бумаги с цифрами…

Последние слова Анте я едва расслышала, потому что теперь я увидела кое-что. Вот оно!

На стене рядом с дверью, почти скрытая за ней, висела вешалка.

С вешалки свисало темное пальто.

А поверх него – еще что-то темное.

Мохнатое, меховое.

Меховая шапка.

Надеюсь, Анте не обратил внимания на то, как дрожат мои руки, когда я отгибала толстую шерстяную ткань пальто. От него пахло затхлостью. На полоске, вшитой внутри чуть ниже воротника, я увидела надпись: «А. Острём».

– Встречалась ли я с ним? – переспросила прабабушка Герда, всё еще сидевшая в кресле в саду. Она взглянула на меня как на сумасшедшую. На коленях у нее сидела толстая маленькая собачка – думаю, мопс. Собачка посматривала вокруг с таким видом, словно прабабушка принадлежит ей, а не наоборот. К счастью, ни папы, ни пенсионеров, с которыми он разговорился, не было видно. Наверное, пошли в сарай, чтобы посмотреть на старые косы или что-нибудь в таком же духе. – Ясное дело, я с ним не встречалась! Не такая уж я старая!

Она похихикала себе под нос и покачала головой, словно мой вопрос показался ей ужасно забавным.

– Нет-нет, не такая я древняя! – повторила она.

Один глаз у нее казался немного мутным и смотрел в сторону, куда-то мимо меня. Но второй глаз был внимательный и ничего не пропускал. Он уперся прямо в меня, когда она снова заговорила:

– Но я слышала о нем всякие разговоры! Да еще и эта его комната в доме, которая так и стояла нетронутой после его исчезновения – все вещи в неприкосновенности. Он ведь так и не женился, этот Аксель. Жил в доме моего дедушки и его семьи. До того момента, как исчез. Думаю, они даже его не искали – просто считали, что он сам вернется. Потому что он всегда возвращался! Несколько дней побродит по лесу, а потом всегда придет назад. Хотя, когда я родилась, все уже поняли, что Аксель пропал навсегда! Мы, дети, иногда заходили в эту комнату, крутили ручку арифмометра и примеряли его старую одежду. Ой как мама нас за это ругала! Дома у дедушки ничего не разрешалось брать без спроса.

– Так Аксель даже нигде не похоронен?

– Похоронен? Нет. Единственная, кто упокоился в земле, – это Сильвия.

Сильвия! В груди у меня всё сжалось от волнения.

– Кто это? О ком вы говорите? – с недоумением спросил Анте.

– Антон, мальчик мой, открой ящик стола, принеси коробочку с фотографиями.

Анте исчез в доме и вернулся с металлической коробкой. Какое-то время Герда возилась с ней своими морщинистыми руками, прежде чем удалось открыть. В коробке лежало множество черно-белых фотографий. Герда погрузилась в нее, доставая одну за другой и разглядывая каждую с обеих сторон.

– Кстати, вот и Аксель, в самом расцвете сил, – сказала она после того, как, прищурившись, проверила надпись на обороте. Она протянула мне черно-белую фотографию молодого мужчины. Он стоял в застывшей позе, опершись одной рукой на спинку стула. Во второй руке он держал круглую шляпу. Одетый в светлый костюм, с цепочкой от часов на жилете, с узенькими усиками на лице. Взгляд у него был светлый, мечтательный.