– В смысле? – переспросила я, поскольку не успевала за его мыслью.

– Ну представь себе, что ты расшифровала секретное сообщение: «На рассвете атакуем бронированный крейсер „Акула“». Если ты тут же посылаешь кучу самолетов, чтобы защитить эту самую «Акулу», неприятель догадается, что ты каким-то образом перехватила его сообщение. А уж если такое повторится, они точно что-то заподозрят и сменят код. И тогда ты потеряешь свое преимущество.

– Но что же тогда делать? – спросила я.

– Иногда ничего невозможно сделать, – ответил Орест. – И это единственная рациональная линия поведения. Иногда приходится делать вид, что ни о чём не догадываешься.

«Тогда какой смысл в том, чтобы вообще что-то знать? – подумала я. – Например, о будущем».

В тот момент мне куда больше хотелось поговорить о земном излучении, чем о шифрах. Но Орест, как и прежде, заявил, что это одна из самых больших глупостей, которые он слышал в жизни.

– Те, кто всем этим занимается, не могут договориться сами между собой. Они всё время рисуют новые линии, абсолютно разные, безо всякой логики. И дают им случайные названия: линии Хартмана, линии Карри, лей-линии, и линии драконов, и еще бог весть что. Так что, где бы ты ни находился, всегда найдется какая- то линия или их пересечение, которые объясняют всё, что с тобой происходит. По их словам. А если вдруг пересечения в том месте, где произошло нечто важное, нет, они придумают новые линии и еще неизвестное пересечение, и проблема будет решена!

Он внезапно замолчал, когда из-за двери донесся громкий крик.

«Боже мой, неужели началось?» – подумала я. Дорого бы я отдала, чтобы мой папа не сидел сейчас в гостиной. Но Орест быстро вышел из комнаты и вскоре вернулся со взъерошенной младшей сестренкой на руках.

– Она спала, – сказал Орест. Он посадил Электру на кровать, где девочка некоторое время сосредоточенно сосала большой палец. Но потом она оживилась, и всё закончилось тем, что мы с Орестом рисовали для нее человечков и перекидывались шариками из бумаги, чтобы ее позабавить. Я сложила из бумаги рот и сделала вид, что он умеет говорить. Электра хохотала чуть ли не до слез.

– Моне цветок понравился, – сказал мне папа, когда мы спускались по дорожке от дома Ореста.

Я испытала большое облегчение – он выглядел и разговаривал как обычно. Не как возродившийся крестьянин времен Густава Васы[8] или кто-нибудь в этом духе…

– Но у чая был очень странный вкус, – продолжил он и похлопал себя по животу.

До того как начать кидаться шариками из бумаги, мы с Орестом пришли к тому, что надо поискать еще какие-нибудь способы разгадать код. Два дня спустя, в пятницу после школы, мы снова поехали на велосипедах в библиотеку.

Папа ничего не спросил! Ни что мы там собираемся делать, ни когда вернемся.

– Хорошо вам провести время! – только и сказал он.

Мы сели за компьютер в читальном зале и снова вбили в поисковик «Ремингтон2», но интернет выдавал нам только фотографии ружей. Может ли Ремингтон обозначать что-то другое: имя человека, или дом, или нечто еще? Поскольку Аксель жил давно, мы спросили библиотекаршу, есть ли книги о Леруме в давние времена. Оказалось, их целая полка!