Я как- то не привык, чтобы в моем имени упоминали мать, а не отца, но звучало это довольно приятно.

- Весьма смекалистый.

- Вот и хорошо. А когда придет время ему нас покинуть, мы найдем для него другое место.

- Надел и дом, - сказал я.

Эверлинн рассмеялась.

- Ага, именно так! Как в истории про Тима Отважное Сердце. А теперь давайте же преломим хлеб и выпьем вина за молодых героев.

- Мы ели, мы пили и вообще очень весело проводили время. Когда сестры начали убирать со столов, настоятельница Эверлинн отвела меня в свое жилище, которое состояло из спальни и большого кабинета. В кабинете стоял огромный дубовый письменный стол. В лучах солнца на столе спала кошка, удобно устроившись среди залежей бумаг.

- Мужчины здесь почти не бывают, Роланд, - сказала она, - но одного ты, возможно, знаешь. Бледное лицо, черные одежды. Понимаешь, о ком я?

- Мартен Широкоплащный, - ответил я. В моем желудке хорошая еда прокисла от ненависти. И от ревности, я думаю, тоже, но не только из солидарности с отцом, которого Габриэль Артенская наградила ветвистыми рогами.

- Он виделся с ней?

- Требовал этого, да, но я ему отказала и послала прочь. Поначалу уходить он не хотел, но я показала ему свой нож и сказала, что в Благодати найдется еще оружие и женщины, которые умеют им пользоваться. Есть и револьвер, сказала я ему. Напомнила, что он глубоко в недрах гасьи и что лучше бы ему поостеречься, если только он не умеет летать. Он понял меня, но перед тем, как уйти, проклял меня и это место, - некоторое время она молчала, поглаживая кошку, потом снова посмотрела на меня, - одно время я думала, что оболочник - это его работа.

- Не думаю, - сказал я.

- Я тоже нет, но вряд ли мы когда-нибудь будем знать наверняка, так ведь?

Кошка попыталась было взобраться на обширные колени настоятельницы, но та прогнала ее.

- В одном я уверена: он все-таки умудрился с ней поговорить, может, через окно кельи, а может, и в ее снах. Нам уже не узнать, ибо секрет этот она забрала с собой в пустошь. Бедная женщина.

На это я не ответил. Когда ты в смятении и на душе тяжело, лучше вообще ничего не говорить, потому что в таком состоянии правильных слов не подобрать.

- Твоя мать прервала свое прибывание здесь вскоре после того, как мы прогнали этого типа в плаще. Сказала, что ей надо исполнить свой долг и многое искупить. Сказала, что сюда придет ее сын. Я спросила ее, откуда ей это знать. "Потому что ка - это колесо, и оно не перестает вращаться", ответила твоя мать. Она для тебя кое-что оставила.

Эверлинн выдвинула один из ящиков стола и достала конверт. На конверте было мое имя, и рука, написавшая его, была мне очень хорошо знакома. Только мой отец знал ее лучше. Когда-то эта рука переворачивала страницы книги с историей "Ветер сквозь замочную скважину". И со многими другими тоже, да. Истории я любил, но больше всего я любил эту переворачивающую страницы руку. И голос, который их мне рассказывал под дующий ветер за окном. В те дни она еще не запуталась в паутине измен и интриг, которые и подвели ее под револьвер в чужой руке. Под мой револьвер, в моей руке.