Разумеется, продажа шерсти не всегда шла гладко. Бывали потрясения из-за войн, повышались налоги, но все это не настолько влияло на бизнес, чтобы полностью остановить его, и не настолько, чтобы люди перестали богатеть. Даже когда явился друг Генрих[16]и разрушил аббатство Риббл так основательно, что камня на камне не осталось, желающие набить себе карманы никогда не переводились. У Боньё-Ласи, возможно, отобрали земли (или же их казнили за измену во время Благодатного паломничества)[17], а монахов прогнали с полей, но протестанты Эштоны уже были тут как тут, чтобы занять их место и забрать себе овец.
Эштоны разбогатели, размером богатства они превзошли аббатство, не в последнюю очередь благодаря тому, что были ловкими и осмотрительными дельцами. Они быстро сообразили нанять ткачей-гугенотов, сбежавших от тисков и костров Инквизиции[18]. Эштоны быстро выкупили землю в Линкольншире и Норфолке и, таким образом, смогли разводить овец не только для суконной, но и для камвольной пряжи и тем самым повысить прибыли.
Они сумели извлечь приличный доход даже из производства грубых шерстяных тканей от ворсистых овец, пасущихся на их северных пустошах, поскольку закон обязал всех бедняков носить одежду именно из этих тканей.
Как раз с этих прибылей они построили Браунли Холл над Вайрсдейльской долиной, там, где просека переходит в приятные глазу равнины. В школе нас как-то возили туда на один день в связи с темой истории родных мест и провели табуном по пропахшим плесенью комнатам, со стен которых на нас взирали изображенные на огромных портретах бородатые купцы в чулках и одеждах, подбитых горностаем.
Бизнес Эштонов активно развивался чуть более века, а потом гражданская война оставила их и других торговцев шерстью без рабочей силы. Последовавшая за этими событиями череда суровых зим и дождливых летних сезонов угробила их северные пастбища. Фермеры в Эндландс остались там жить, но семья Эштонов перебралась на юг – жить и умирать в местах с мягким климатом.
К тому времени, как последний Эштон, Мэтью, покинул в 1805 году этот мир, семейное состояние заметно иссякло, и, поскольку последующие поколения продолжали распродавать все то, чем семейство когда-то владело, в конце концов у них не осталось ничего, кроме Браунли Холла и поместья в Брайар-дейльской долине.
Не имея наследников, Мэтью завещал все своему племяннику, Эдгару Деннингу, виноторговцу из Лондона. Но полуразрушенный дом и пара акров болотистых пустошей были ему неинтересны, и он поступил так же, как Эштоны, когда они сбежали в Кот-сволдс, – получил причитающееся ему наследство, ни разу не съездив на север.
Это не значит, что он выбросил семейную собственность, как сломанные часы. Вовсе нет, он был весьма проницателен и, увидев возможность получить деньги, воспользовался ею. Он представил себя как нового владельца земли, увеличив размер ренты, и на следующий год еще раз.
Много лет фермеры обращались к нему с просьбой считать Эндландс одним участком земли, а не тремя, чтобы установить размер аренды по более низкой ставке и разделить ответственность по ее уплате. Но по той или иной причине – всегда, впрочем, финансовой – просьба упорно отклонялась.