Темно. И пусто. Снова пусто – её нет. И как это понимать?

В остальных комнатах тоже пусто, и в мансарде, и в туалете. Теперь в компанию к раздражённости добавилось ещё и волнение.

Она реально ушла? Сама? Одна? Но как? Навес для машин возле ворот и калитки, а сто процентов, мимо она не проходила. Он просто не мог просмотреть, не заметить. Правда есть ещё одна калитка, с противоположной стороны и от неё начинается тропинка, быстро теряющаяся под густыми кронами подступающего прямо к забору леса и по одному из её ответвлений действительно можно выйти на шоссе.

И что? И она… Неужели попёрлась ночью через лес? У неё совсем кукуха отъехала?

И чего теперь делать? Вызывать спасателей? Хотя ведь про ту калитку он не говорил, поэтому вряд ли Рита о ней знала. Но могла же случайно увидеть, обнаружить, пытаясь сбежать тайком.

Да чёрт бы её побрал! Почему с ней вечно как на американских горках, причём если ехать в полной темноте, понятия не имея, что впереди: медленный подъём, или крутой спуск, или мёртвая петля. Или вообще сейчас рельсы оборвутся, и всё – капец, свободное падение с сумасшедшей высоты: ты в лепёшку, мозги наружу.

Вот где она может быть?

Где? Да в доме.

Марк нашёл её в холле, когда спускался по лестнице. Сразу не заметил только потому, что кресло, в котором Рита сидела, стояло лицом к камину, а она свернулась в нём, как кошка, подтянув колени к животу, и обнимая их руками. И спала. А на щеках поблёскивали ещё до конца не просохшие влажные дорожки, и мелко подрагивающие ресницы тоже были мокрые.

Опять ревела, а потом, обессиленная и опустошённая, заснула. Ну что с ней делать? Плакса.

Марк присел перед креслом на корточки и какое-то время просто смотрел на спящую Риту. И уже вообще не было никакой злости, только нежность. Она почему-то походила на шампанское, так же стреляла острыми сладкими искрами и щекотала, только не нёбо и язык, а где-то глубоко внутри. Там даже щемило немножко, так что хотелось передёрнуть плечами, приложить ладонь груди, в надежде избавиться от ощущения.

И что теперь? Будить точно не стоит. Тогда оставить её здесь, пока сама не проснётся, укутать, чтобы не замёрзла.

Марк распрямился. Нет, с лестницей он, пожалуй, не рискнёт. Ну мало ли, оступится, не видя толком, что под ногами. Лучше он просто разложит диван, стоящий прямо здесь, в холле, притащит сверху большие подушки и одеяла. А потом просто перенесёт эту странную абсолютно невероятную стерву-пьянчужку-плаксу на более удобную постель.

Похоже, судьба у него такая – её на себе таскать. Но в общем-то ему не трудно, и он… нисколько не против.

Рита не проснулась, когда он подхватил её на руки, по крайней мере, не до конца – сначала вздрогнула, потом доверчиво приникла. Губы шевельнулись, и Марк успел подумать, что сейчас услышит имя, и не своё, чужое, и даже успел стиснуть зубы, чтобы легче получилось пережить. Но Рита тихонько пробормотала:

– Шелест…

А потом ещё что-то, совсем неразборчивое. Похоже, не слово, а только его начало, первый звук. Очередное «отвали», «отстань» или «отпусти»? Ну и ладно.