Заходить в дом он не решился, ключа у него не было, а дверь ломать ему не хотелось. Что будет завтра, а наступит ли оно? Только тоску нагонять, вспоминая жизнь, которая никогда не вернётся. С соседнего участка него кто-то посматривал, мелькнул насторожённый глаз и спрятался за половикам, развешанным на ограде. Вадим не узнал этого человека, видимо соседи сменились. У Зорина не было желания им что-то объяснять.
Южное кладбище находилось неподалёку, в стороне от визжащей лесопилки, погост разросся и нужную могилку он отыскал не сразу. За десять лет всё изменилось: на росли новые деревья, загнулись от старости прежние, оградка проржавела, кругом кустился бурьян. Мать с отцом лежали вместе. Вадим голыми руками рвал траву, нашёл в соседней ограде какое-то тряпье, сдирал грязь с надгробий, надписи на них едва читались: Андрей Поликарпович скончался в тридцатом, Полина Матвеевна в тридцать третьем. Оба были ещё молодые: отец прожил сорок четыре года, мать на три меньше. Она родила сына, когда была ещё совсем молодой, других детей у неё не случилось. Она повторила попытку, когда Вадиму исполнилось два года, но случился болезненный выкидыш с обилием крови. В больнице маму вытащили, но посоветовали ей больше не пытаться заводить детей.
За деревьями кто-то блуждал, оттуда доносились голоса, это могли быть обычные мирные граждане или же нет? Вадим не хотел немедленно устраивать встречу с подпольщиками, у него был ещё завтрашний день, при условии, что ему повезёт и можно привести хвоста, да и сами подпольщики, насколько они надёжны, учитывая агента окопавшегося в отряде Задорожного, хотя и этот агент мог оказаться всего лишь плодом паранойи.
Он вытер ноги о решётку перед гостевым теремом, когда за спиной хлопнула калитка, заскрипел гравий под ногами, Зорин обернулся. Обер-бургомистр только что прибыл, охрана осталась за бортом, а он размашисто шагал по дорожке, подмышкой господин Каминский сжимал толстую кожаную папку. Зорин моментально принял стойку смирно, вскинул руку в нацистском приветствии, Каминский покосился в его сторону, поколебался, глянул на часы, сменил направление и заявил:
- Неправильное приветствие, Вадим Андреевич. Я не ошибся, вас именно так зовут?
- Именно так, - Зорин стушевался. – Простите, господин обер-бургомистр, я считал, что на территории рейхскомиссариата Московия действует оба приветствия. Нас так учили, мы проходили подготовку, давали присягу, - он мог отбарабанить как по писанному. - Перед лицом Бога, я клянусь этой священной клятвой фюреру германского рейха и народу Адольфа Гитлера главнокомандующему вермахта, беспрекословно подчиняться и быть, как храбрый солдат, всегда готовым жертвовать своей жизнью.
- Здесь особый округ, капитан. Немцы всего лишь наши союзники, но отнюдь, не командиры, ладно, не хочу вас смущать. Данная форма приветствия у нас тоже допускается, в основном же, мы придерживаемся правил и обычаев принятых в русской армии, в том числе, как ни горестно это признать, в Красной. Не тушуйтесь, всё в порядке, наши нормы ещё не до конца регламентированы. Мы сейчас присматриваемся к опыту украинских националистов, мечтающих возродить свое независимое государство. Они всячески выпячивают свою, так называемую, самостийность, аявляют, что немцы для них тоже всего лишь союзники. Где это вы так испачкались? - Каминский кивнул на сапоги собеседника. - Загородные катакомбы осваивали?