Умело поставленная мной подсечка заставила растянуться неандертальца на земле, а в следующую секунду его проткнули рога зубра. Подождав секунд десять, чтобы животное наверняка нанесло смертельные раны, я нанес зубру смертельный удар под левую лопатку.
Зубр упал, да так удачно, что навалился всей массой на пронзенного копьем дикаря. Мой удар оказался решающим, животное и так хорошо продержалось, получив несколько глубоких ран.
Минус два. Но все равно силы были неравны. На каждого из нас по два взрослых и сильных противника, а Санчо еще подросток и не принимал участия в битвах, кроме одной. Когда удалось стащить зубра с дикаря, тот уже умирал: кровавая пена пузырилась на губах, в спине зияло отверстие, куда свободно поместился бы мой кулак. Неандерталец умер, прежде чем мы успели освежевать животное.
В пещере оставались запасы мяса мамонта, поэтому вождь не мелочился: мясо отбиралось лучшее, и мы отправились в обратный путь груженные как лошади. Как я уже говорил, обрыв у берега был крутой, и, выйдя из леса, нам приходилось идти около полукилометра вдоль берега, прежде чем склон позволял спуститься вниз. Я шел предпоследний, Санчо за мной. Когда мы проходили мимо самого высокого места над краем обрыва, я, зайдя сбоку, всем своим телом молча ударил дикаря, который с криком сорвался вниз.
На этот раз вождь посмотрел на меня с явным подозрением, хотя ничего не свидетельствовало о том, что это я приложил руку к падению дикаря. На меня нахлынуло спокойствие, врагов оставалось уже трое, при удачном раскладе мы сможем с ними справиться. Когда, спустившись вниз, мы дошли до места, где лежал разбившийся неандерталец, начло темнеть. Не задерживаясь на похороны, мы пошли к пещере, подгоняемые криками вождя.
Мы поднялись наверх и, наконец, сбросили с плеч груз, который давил на плечи. Вопреки ожиданиям, мужчины не набросились на еду. Потеря двоих мужчин за один день их немного ошарашила. Собравшись в углу, они угрюмо смотрели на огонь, возможно даже производили выкладки. Трое взрослых мужчин. Для племени это ноль. Любая встреча с врагом окончится плачевно. На меня и Санчо, скорее всего они не рассчитывали. Если вождь умеет логически думать, он может сопоставить факты и понять, что без моего участия не обошлось. С другой стороны, это слишком трудная задача для мозга неандертальца, чтобы сопоставить такие неочевидные факты.
Женщины и дети, осмелев от отстранённого поведения мужчин, полезли на мясо, но вождь быстро пришел в себя и пинками разогнал их по углам. Мужчины присели к огню, и вождь демонстративно поманил рукой Санчо, явно желая задобрить подростка. Каким бы дикарем он не был, но понимал, что своего по крови надо переманить. Я кивнул, разрешая парню присоединиться, все равно одна трапеза ничего не решает. А завтра вождь умрет, или умру я, потому что брошу ему открытый вызов на право быть вождем. Смерть этих дикарей подлыми способами не давала мне чувства удовлетворения. Жажда мести кипела в груди, и мне стоило немало усилий сдерживать себя.
К огню я присел только после женщин и детей: пусть думают, что я сломлен и проиграл. Главное — пережить ночь, не хотелось бы умереть во сне. Плотно наевшись, я лег спать. Сегодня я съел мяса больше чем обычно, чтобы сразу после завтрака, когда вождь набьет брюхо, бросить ему вызов. Это была небольшая тактическая уловка, которая частично нивелирует его колоссальное преимущество в силе.