— Да, это я. Лейтенант Даллас? Разве вы будете выступать с показаниями?

Само приветствие, уверенность, расслабленная поза — все это подсказало Еве, что они на неверном пути. Но начатое надо довести до конца.

— Мы по другому поводу. Вы знали Баствик.

— В этом суде Баствик знали все. Такой искусный юрист! Жаль ее. — Месснер посмотрела на часы, напоминая, что у нее короткий обеденный перерыв. — Чем я могу вам помочь?

— Вы оказались в поле нашего внимания в ходе расследования.

— Я? Из-за Баствик? — Месснер хотела засмеяться, но быстро посерьезнела. — Вы серьезно?

— Совершенно. Облегчите задачу себе и нам: расскажите, где вы находились двадцать седьмого декабря между пятью и семью часами вечера.

— Запросто. Я была с друзьями в «Дисней Уорлд». У всех нас мало родных, вот мы и выкроили свободные деньки и покатили. Выехали рано утром двадцать четвертого и вернулись вечером двадцать седьмого. Были в Нью-Йорке как раз примерно в семь. Вели машину по очереди. Отметили возвращение ужином. Могу дать вам имена, контакты, название отеля, что хотите.

— Буду очень вам признательна. Только чтобы у меня не осталось вопросов. А как насчет утра двадцать девятого декабря, часов в шесть?

На оливковых щечках затрепетали два ярко-красных флага.

— Проклятье! Ужин, потом забег по клубам. Я кое с кем познакомилась и пригласила ее к себе. Она ушла в восемь утра. Послушайте, у меня ее имя и номер, но если ей позвонят копы и станут спрашивать про меня, это все испортит. Она мне понравилась.

— Теперь — про вечер двадцать восьмого числа, примерно в семь часов.

— Я водила ее ужинать в ресторан «Оливковая ветвь». Заказ столика был как раз на семь. У меня остался чек, у них все записано. Господи, лейтенант!

— Действуем методом исключения, Месснер. Проверяем первый и последний вариант, исключаем их и выбрасываем средний.

— Сделайте одолжение! Не пойму, как я привлекла ваше внимание!

— Пользуемся мелкой сетью и уделяем внимание буквально всему. Передайте контактную информацию детективу Пибоди. Кстати, Месснер, вы лишились отца. Примите мои соболезнования.

— Он был хорошим полицейским. И прекрасным отцом. Мама никак не придет в себя.

— Получился пшик, — пробормотала Пибоди, выходя из здания суда.

— Ее можно вычеркнуть — это уже кое-что. Алиби твердое, но ты все равно проверь.

За рулем она слушала вполуха, как Пибоди проверяет алиби Месснер.

Проверка пунктов неотложной помощи не принесла результатов. Первая по-настоящему многообещающая ниточка оборвалась, ничего не дав.

Ева решила, что убийца не успокоится. Другого пути у нее все равно нет. Не будет ли в этот раз ее замах еще сильнее, еще кровавее? Или после неудач, лишивших ее уверенности в себе, она свернет на другую тропинку? Будет действовать аккуратнее, довольствоваться скромным результатом? Опять ограничится мелочью, вроде Ледо, убить которого было все равно, что наступить на муравья?

— Я бы сделала не так.

— Что?

Ева покачала головой.

— Я бы в этот раз выбрала мишень покрупнее. Крикнула бы во весь голос. Она должна доказать свою состоятельность мне, самой себе. Я ее подвела? Оказалась не той, кем она меня воображала, кем хотела видеть? Она потратила столько времени, душу в меня вложила, а я? Конечно, она должна со мной поквитаться.