– Убирайтесь вон, вы! И сейчас же!

Так он мне говорит.

А потом с силой захлопывает дверь. Ему не понравилось, что несколько капель воды попали ему на воротник рубашки. Это его взбесило.

Значит, никакой помощи, ни телефона, ни одного движения. Пусть страдает Николь, пусть я сдохну, пусть всех уволят с завода, пусть опустеет город, пусть хоть весь цивилизованный мир провалится в тартарары. А он закрыл дверь. Он наверняка относится к тем, кого увольнение не коснется.

Кончено. Через тридцать минут Фонтана подойдет к Николь, наставит на нее свой стальной взгляд. Я кругом проиграл. Я в двухстах километрах от нее. Она будет ужасно страдать.

Охранник делает вид, что вглядывается в даль сквозь стекло, залитое дождем, как капитан грузового судна. И во мне назревает уверенность: он олицетворяет все то, что я ненавижу, он воплощает мою ненависть.

Единственное осмысленное действие, которое мне остается, – убить его.

Я ослабляю воротник, перескакиваю две ступеньки, открываю дверь, этот тип отступает на шаг, я кидаюсь на него.

Это враг; если я убью его, то спасу нас.

Мой кулак врезается ему в морду в тот самый момент, когда образ сидящей, связанной Николь с широким скотчем, заклеивающим рот, проносится перед глазами. Кто-то держит ее за руку и сейчас выкрутит ей все пальцы, охранник падает навзничь и ударяется затылком о консоль, его кресло катится к двери. Фонтана смотрит Николь в лицо, говорит: «Что до вашего мужа, то, как вам известно, не стоит на него рассчитывать» – и разом выворачивает ей все пальцы, Николь заходится в крике. Крик животный, доисторический, какой издаю я, когда охраннику удается заехать мне коленом по яйцам. Николь и я, мы кричим вместе. Мы оба в поту. Мы вместе корчимся от боли. Мы умрем вместе, я это знал с самого начала. С самого начала. Умереть. Я отступил на три шага к двери, охранник поднялся, Николь теряет сознание. Ален? Где ты? – но Фонтана хлопает ее по щекам, говоря: «Придите в себя, займемся другой рукой», охранник бьет меня, не знаю уж чем, но это отбрасывает меня к двери, мой вес увлекает за собой кресло на колесиках, оно переворачивается и выталкивает меня из будки, я теряю равновесие. Скатываясь по ступенькам, падаю на спину, на залитый водою бетон, Николь даже не может взглянуть на свои руки – так она страдает, и я лечу под хлещущим дождем, ударяюсь головой, Николь так больно, что она даже не может кричать, горло не издает ни звука, у нее широко распахнуты глаза, она в беспамятстве от боли. Ален? Где ты? – моя голова отскакивает от бетона первый раз, я закрываю глаза, потом второй раз, все останавливается, я держусь за череп, ничего не чувствую, я тело без души, с самого начала я без души, моя рука касается глаз, я стараюсь понять, в какой позе находится мое тело, пытаюсь повернуться, но у меня не получается, я могу умереть здесь, запах выхлопных газов подкатывает к горлу, я с трудом открываю глаза, различаю хромированный конец выхлопной трубы, большие автомобильные шины, посеребренный обод, потом идеально начищенные ботинки, мужчина стоит рядом со мной, я протираю веки, поднимаю глаза, его силуэт нависает надо мной, у него широко расставлены ноги, он действительно очень высокий.