Хан терпеливо вздохнул.

— Брат, ты просто рамсы попутал. Я сейчас тебе все объясню. Только убери своих бойцов. Иначе у кого-то не выдержат нервы, или случайно нажмут курок, и мы все тут ляжем.

Действительно, охрана с двух сторон достала оружие и держала друг друга на мушке.

Федор осмотрелся, оценил ситуацию и махнул рукой:

— Убрать волыны! Все в порядке!

Хан крикнул своим то же самое.

Оружие исчезло. Обстановка несколько разрядилась.

— Теперь послушай, — начал обьяснять Хан. — Ты получаешь свою долю с проданного газа. Так?

— Так! — мрачно кивнул Кучерявый.

— Объем продаваемого газа не увеличился. Потому и доля твоя не увеличилась. Это легко проверить.

Теперь зло ощерился Кучерявый.

— Как не увеличился? А почему твоя доля увеличилась?!

Хан снова вздохнул. Он не собирался посвящать подставного «газодобытчика» в межгосударственные тайны. Значит, надо как-то так объяснить ему ситуацию, чтобы он понял главное: никто его не обманывает. Если зарвавшийся разбойник этого не поймет, останется только один выход — ликвидация. Но вначале надо объяснить.

— Представь себе, что мы работаем с тобой в равных долях, — как опытный учитель втолковывал Хан. — Я навожу тебя на богатые квартиры, ты делаешь налет, навар делим пополам…

— С чего это вдруг? — усмехнулся Федор. — Наводчику полагается четверть. Это самое большее.

«Тупица! — подумал Хан. — Был бы ствол — вальнул бы этого борова. А там — будь что будет. Скорей всего его „шестерки“ тут же бы разбежались…»

— Хорошо, пусть так, — согласился он. — Но кроме налетов на хаты, ты еще «катаешь»[12] и угоняешь тачки. С этого навара ты тоже отдаешь мне одну четверть?

— Чего вдруг? И если с другой наводки пойду «на дело» — тоже долю не тебе отдам, а тому, кто навел!

— Молодец! — Хан с облегчением улыбнулся. — Так и тут. Мой навар на другом делается. Не на «сэкономленном» газе!

— А на чем? — Кучерявый наставил на него толстый палец с отманикюренным блестящим ногтем. — Там все ясно — вот карты, вот тачки, вот другой наводчик. А здесь — что вместо газа?

Хан тяжело вздохнул. Федька его не понимал. И даже не хотел понимать. Он вообще не мог понять, что кто-то может скирдовать бабло и не делиться с ним. И в этом была проблема Кучерявого. Потому что теперь его ожидал один конец.

— Не веришь мне, спроси у Баданца, — устало сказал он.

— Раз вы меня вместе обуваете, значит, он повторит то же самое! — выпятил челюсть Кучерявый.

— Подожди, братан, — тон Ханыкова стал угрожающим. — Ты что, мне предъяву кидаешь?

Ситуация обострилась до предела. По всем правилам Федору следовало «включить заднюю». У него не было точных доказательств «крысятничества», да и положение в уголовной табели о рангах было у него значительно ниже. Но разбойники бывшими не бывают. Кучерявый уже не мог остановиться. Лицо его побагровело.

— Да, я тебе предъявляю крысятничество! — рявкнул он. — Подбери документы, изучи их и верни мне мою долю. Иначе сам знаешь, что за такие дела бывает!

Он повернулся и пошел к своей машине. Через минуту черный представительский «Мерседес» и черный джип сопровождения развернулись, оставляя на сыпучем песке сглаженные следы протекторов, и скрылись в лесу.