какими они казались американцам тогда, в условиях только что заключенного мира — после долгой и кровопролитной войны, начавшейся вероломным нападением на Пёрл-Харбор. Виновным в области боевых искусств был объявлен не какой-то отдельно взятый их вид — дзюдо или кэндо, или каратэ, или кюдо, и не все виды будо в целом, а конкретная организация — Дай Ниппон Бутокукай. Это было справедливо и объяснимо: как мы помним, американцы с начала войны пристально наблюдали за чётко организованной структурой, в руководство которой входили отставные генералы, принцы, руководители тайных обществ, и идейной базой которой на тот момент служило кокутай — учение не вполне понятное, но известное тем, что на нем основывалась идейная политика ближайшего союзника нацистской Германии, и тем, что оно стало оправданием жестокого завоевания почти всего Азиатско-Тихоокеанского региона. И было уже абсолютно не важно, что практическая опасность Дай Ниппон Бутокукай непосредственно для США никогда и никем в этой стране не была подтверждена — организацию занесли в списки «потенциально опасных», пусть даже допросы её членов и не выявили их принадлежности ни к японской шпионской сети, ни к какой-либо подготовке диверсантов или террористов. Информация же о том, что переел началом занятий кэндока совершают поклон в сторону южной стены додзё, если и выглядела подозрительной, то к факторам прямой угрозы отнести её было всё же затруднительно[75].

В результате получилось так, что вскоре после оккупации Японии американскими войсками возникла ситуация, когда насущно необходимо было запретить сам дух бусидо, о котором американцы были наслышаны в теории, а на практике столкнулись на полях и морях сражений. Зримым воплощением духа и было признано Дай Ниппон Бутокукай. Но как запретить дух? Американцы попытались (и небезуспешно) хотя бы блокировать его воспитание в следующих поколениях. Для этого и было решено запретить преподавание основных будо в учебных заведениях. Формальная отсылка этого решения к внутрияпонской инициативе была подобрана специально: в американских документах мы находим ссылки на исполнение «п. 4 императорского рескрипта 101»[76].

Нам пока не удалось обнаружить такого рескрипта, тем более, что они не нумеровались и редко разбивались по пунктам. Возможно, речь идет о правительственном указе № 101 1946 г., в соответствии с которым организации, квалифицированные как ультранационалистические, террористические или тайные, должны были представить списки своих членов, а также указать свои источники доходов. В свою очередь, в императорском рескрипте от 1.01 — подготовленном в штабе Макартура обращении императора Сева (Хирохито) к народу 1 января 1946 г., известном как нингэн-сэнгэн и, строго говоря, состоящим из двух рескриптов — «Об устроении новой Японии» и «О восстановлении нации», был, как принято сейчас говорить, заложен определенный сигнал. Принято считать, что в этом обращении император отрёкся от божественного статуса японских правителей, но нас в данный момент интересует другое. Обращение начиналось с цитирования «Клятвы пяти пунктов» — образной «программы» своего правления, которую объявил дед Сёва — император Мэйдзи в самом начале модернизации Японии — в 1868 г. Четвертый пункт клятвы гласил: