но в то время я даже и не подозревал о том, какую большую роль он позднее сыграет в моей жизни… Этот крошечный старичок — по крайней мере, мне он казался старичком — с красным поясом поверх пижамы может разбросать крепких молодых парней в разные стороны, словно горячие пирожки. Помню, я тогда подумал: “Круто! Вот бы мне научиться так же!”»[87] Позже учителями Блюминга стали и Мифунэ Кюдзо, и Ямагути Гогэн, и преемник Утида Рёхэй в его школе Симидзу-сэнсэй, и не раз уже цитировавшийся нами теоретик и практик будо, офицер американской морской пехоты, участник войны и в Японии, и в Корее, обладатель высоких степеней мастерства в очень многих школах и стилях будо, Донн Дрэгер.

Таким образом, всего за 5–6 лет японским боевым искусствам пришлось пройти сложный путь от почти всеобщего осуждения и официального полузапрещения до полуофициального признания со стороны тех, кто только что советовал их запретить. Конечно, будо пережило тогда очень сильный шок, но ведь будо — это, прежде всего, люди, идущие по Пути воина. Хотя в целом для законопослушной нации объявление части ее национальной культуры «наследием преступного милитаристского прошлого» стало серьезным потрясением, от которого она не может окончательно оправиться до сих пор, понятно, что наибольший моральный урон понесли те из японцев, кто, будучи связан с боевыми искусствами, оказался репрессирован, то есть преподаватели школ и университетов и, конечно, члены Дам Нитон Бутокукай. Именно это мы имеем в виду, когда говорим о том, что запрет Общества Воинской добродетели стал, в определённом смысле, очистительной жертвой, принести которую было необходимо во искупление грехов, главным из которых оказалось отклонение от идей истинного бусидо и истинного бутоку.

Казалось бы, как символическим запрещением традиционных единоборств стало запрещение деятельности ДНБК, так началом возрождения логично было бы считать возобновление его работы. Однако не всё так просто. Чётко направленное в русло отрицания собственной истории мышление японцев пока было готово сконцентрироваться только на проблемах, имевших официально выраженную либерально-демократическую привязку. Дзюдо, даже кэндо и каратэ вписывались в новую систему восприятия мира будо, так как были признаны достойными существования американцами — главными авторитетами в области либерализации и демократии. Многие виды боевых искусств после войны дали заметный крен на спортивное начало, демонстрацию не индивидуального духа, не духа каждого конкретного воина, как это было принято в японской традиции до войны, а духа командного — понятного и приемлемого всё теми же американцами. Мы думаем, что в этом нет ничего плохого: до — Путь сам по себе, и будо — Путь воина, в том числе, понятие динамичное, развивающееся. Глубочайшим заблуждением было бы думать, что в такой ситуации Общество Воинской добродетели продемонстрировало косность и неуправляемость. Наоборот, пройдя чистку на пути к возрождению, критически взглянув на свое недавнее прошлое и осознав произошедшее,оно смогло вернуться к тем идеалам, которые вполне осознанно пропагандировало до печального 1942 г., когда «дало заметный крен в военном обучении». Пережившее «реинкарнацию» ДНБК вместе со всей Японией получило импульс для восстановления и развития