— Заткнись. Блайз, — дружелюбно посоветовал Нэйв, целуя невесту.

— Ну никакого почтения к Уставу, — театрально огорчился репликант. — Правильно: заткнитесь, господин сержант. Но в честь торжественного момента — так и быть, прощаю.

––—–-

Кок — повар на корабле.

Баталер — кладовщик, попутно отвечает за продовольственные запасы корабля.

Суперкарго — лицо, ведающее на судне размещением груза, его приёмом и выдачей, следит за состоянием трюмов. В торговом флоте — второй помощник капитана.

––—––

Планета Идиллия. Город Эсперо. Вечер накануне годовщины победы в сражении за Идиллию. Год после окончания войны.

Мемориальный парк был тих. Странный уголок скорби и безмолвия в шумной праздной столице. В мрачной торжественности сумерек несколько сотен репликантов с одинаковыми лицами казались неясными тенями. Тенями мёртвых.

Рядом с ними, плечом к плечу, стояли солдаты-люди, пришедшие почтить павших. Стояли как равные. Как братья по оружию.

Кроваво-красное солнце коснулось горизонта и тьма медленно, но неотвратимо поглощала мир. И чем больше сгущался мрак — тем ярче разгорался свет. Столбы света сияли наперекор наступающей тьме, даря надежду погрузившемуся во мрак миру.

Когда они осветили лица репликантов, стало видно, сколь много появилось в них различий. На смену единообразной форме и броне пришло пёстрое разнообразие гражданской одежды. Созданным лишь для войны бойцам казалось правильным явиться к павшим братья именно такими — одержавшими верх над навязанной создателями судьбой. Не только воинами. Кем-то большим. Кем-то, кто может выбирать.

Они больше не были «штамповками» — множество мелких деталей в обликах репликантов порождало яркие отличия, разрушая некогда абсолютное сходство. Одинаковыми оставались лишь глаза. Печальные, злые, полные сожаления.

Глаза роднили их с людьми, стоящими рядом. В каждом взгляде стоявших в одном строю была особая глубина. Будто они заглядывали куда-то за пределы этого мира. Вглядывались за незримую черту и ловили на себе взгляды с той стороны. Казалось, что павшие в эту ночь тоже собрались вместе и теперь радуются и немного завидуют уцелевшим.

И люди, и репликанты стояли молча, лишь губы беззвучно шевелились, называя имена. Много имён павших. Слишком много имён для живых. Каждое имя ранило сожалением и чувством вины за то, что одни лежат в земле, а другие живут дальше.

За пределами освещённой зоны, стояли идиллийцы. Те, для кого имена погибших не были пустым звуком. Слёзы стекали по лицам, орошая землю кровью израненных душ.

Свитари и Эйнджела стояли в стороне, на неверной границе между тьмой и светом, идиллийцами и строем солдат, принадлежа разом к обоим мирам.

Для них это место было по-своему особенным. Местом, остановившим их нескончаемый бег. Местом, переплавившим страх в решимость. Очередной рубеж, разделявший жизнь на «до» и «после».

Им тоже было о чём помолчать.

Мир мёртвых соприкоснулся с миром живых, будто тень, заслонившая солнце и погрузившая мир во тьму. Затмение жизни. И, как всякое затмение, продлилось оно недолго. Громкий, требовательный плач младенца нарушил тишину, провозглашая торжество жизни.