Маэстро отступил назад и тяжело оперся на пианино, стоящее на сцене. Люций нахмурился. Маэстро надавил на что-то локтем и пианино повернулось, унося с собой за стену вампира. Вместо него теперь на сцене красовался камин.
— Трусливая сссука, — процедил Люций.
Я огляделась. Не первый раз я уже с Люцием попадаю в общественные места, которые он портит потоками крови, но в этот раз все было совсем плохо.
2.8 Когда пирожное кусается
Что я должна была чувствовать? Какой животный ужас? Ведь я сбежала от него, я была в объятьях другого вампира, я нарушила все установленные Люцием законы. И он имел полное право меня убить. Я должна была бояться. Лишаться чувств от ожидания возмездия. Умирать тысячу раз до момента, когда он свернет мне шею, как свернул ее этой бедной смертной девушке, подружке Маэстро.
Вместо этого я чувствовала горячее жжение где-то в груди. И на глаза наворачивались слезы. Безумный жестокий вампир-садист волок меня за руку по парку, от нас расходились черные волны его гнева, сметая людей с пути, а я ощущала… жгучее счастье.
То самое, что ждешь в новогоднюю ночь, загадывая желание. То самое ощущение чуда, которое никогда не приходит. Когда исполняется самое заветное желание.
Только обычно заветные желания исполняются намного позже, чем ты этого хочешь. И когда исполняются — вместо сладости во рту только вкус пепла. И фантазии — что было бы, если б ты получил мечту в ту секунду, когда желание было наиболее отчаянным?
Я не могу сказать, что мечтала, чтобы Люций меня убил. Но вот это чувство — это было именно оно. Пронзительное, захватывающее дух ощущение исполненного заветного желания. В самый его пик. И если он меня сейчас убьет — я умру как никогда счастливой.
Господи, надеюсь, он меня убьет. Потому что другие варианты у меня даже сил нет представлять.
Боже, как ему идет окровавленная рубашка! Зря, кстати, работники отеля, где я остановилась, так не думали. Наоборот, они прямо в ужасе от нас шарахнулись, тыкая пальцем в испятнанную красным рубашку. Люцию, казалось, было пофиг. Он зачем-то остановился у информационного стенда и решил почитать рекламу экскурсий. Меня продолжал крепко держать за руку, не вырвешься.
Не знаю, из каких соображений, мне вообще-то должно быть пофиг, я покойница, я все равно решила отмазать Люция:
— Мы с вампирского шоу, — и улыбнулась утомленно и вежливо. Служащие сразу успокоились и свалили. Молодцы какие, не то что я.
Но я не собиралась сбегать. У меня стокгольмский синдром, и не волнует. Ну и очевидно бесполезно, если Люций спокойно ведет меня прямо в мой номер, ничего не спрашивая, только протягивая руку за ключом. Ну, то есть, спряталась одна такая, ага.
Он запер за нами дверь и наконец выпустил мое запястье. Я принялась растирать его, огромными глазами глядя на то, что он начал раздеваться. Полностью. То есть совсем полностью, догола. И с размаху упал на двуспальную кровать. И сказал:
— Иди сюда.
Что делать, пошла. Только босоножки сняла. Он притянул меня к себе, обнял за плечи и принюхался:
— Фу, от тебя воняет этим мудаком. Раздевайся, быстро.