Остатки его лат и оружие я решаю оставить здесь же, на песке. Пусть заберет их сам, когда поправится.

Нахлобучив на голову корону всадника (вы только полюбуйтесь на эту чертову королеву), я просовываю руки ему под мышки.

Собираясь с духом, делаю несколько глубоких вдохов.

– Потерпи, наверное, будет больно, – предупреждаю я его – хотя он вряд ли это слышит.

Маленькими шажками я начинаю двигаться к дому, таща его по песку. Мор стонет и слабо сопротивляется.

– Если хочешь идти сам – ради Бога, – говорю я. – Но если не можешь, перестань дергаться, а то уроню.

Он не перестает, но мне и без его сопротивления чертовски трудно. Кажется, проходит вечность, пока мы добираемся до домика на берегу. Умница Джули, верный боевой конь, покорно плетется сзади.

Подойдя к дому, я кладу Мора на землю и отправляюсь на разведку. Света внутри нет, а крыльцо усыпано сосновыми иголками. Кому бы ни принадлежал этот дом, хозяева не бывали здесь уже давно.

Возможно, это чей-то летний домик.

Я иду к застекленной двери. Четыре квадратных стекла позволяют заглянуть внутрь. Кажется, там уютно.

Жаль, но когда мы покинем домик, все в нем будет напоминать место массовой резни.

Я нажимаю на ручку – ну а что, никогда не знаешь наверняка. В моих краях люди редко запирают двери. Но эта не подается.

Смотрю на стекла.

Что же, пойдем трудным путем.

Сняв куртку, я обматываю ее вокруг кулака. Хоть бы стекло оказалось обычным, не закаленным. Иначе моя светлая идея пойдет псу под хвост.

Прицельным ударом я бью в стекло.

– Скотина! – трясу рукой. Даже несмотря на куртку в качестве буфера, кулак пульсирует от удара. С ненавистью смотрю на стекло, на котором ни трещинки.

Ну и дрянь эти ваши закаленные стекла.

А больно-то как, просто ужасно.

Слышу за спиной тяжелое дыхание и неровные шаги.

– Посторонись, Сара.

Я вздрагиваю и, вытаращив глаза, смотрю на подошедшего всадника. Сама не знаю, что чувствую – шок или облегчение, когда понимаю, что он очнулся и держится на ногах. Я отхожу в сторону, а Мор ковыляет к двери, всей тяжестью наваливаясь на стену и оставляя на досках кровавые метки.

Протянув руку, он хватается за дверную ручку. Неуловимым движением крушит замок, и дверь распахивается.

Бесит, как легко он его сломал – как нечего делать.

Я помогаю Мору войти внутрь и, позволив ему всем немалым весом навалиться на меня, дотаскиваю до клетчатого дивана. Следом за нами, цокая копытами, входит и Джули.

Уложив всадника на диван, я стаскиваю с себя нагрудник и корону, и они, звякнув, падают на пол. Тем временем я замечаю, что глаза Мора снова закрыты, а по дыханию понимаю, что он опять без сознания.

Подцепляя пальцами мокрую ткань его рубашки, я рву ее в клочья и старательно отдираю от кожи. Весь торс Мора даже сейчас – сплошное месиво кровоподтеков и пулевых отверстий. Пули не пощадили и светящихся надписей, опоясывающих его тело. Нахожу глазами и другие следы пуль. Они изрешетили его плечи, грудь, шею, руки, ноги, а одна прошла прямо над ключицей. Я трогаю пальцем кожу под ней.

От касания Мор распахивает глаза и смотрит на меня.