– Что ты делаешь? – спрашивает он. На лице смесь непонимания и сомнения.

Ну как его не разыграть?

– Я за тобой ухаживаю.

Стоп. Я ухаживаю за всадником и помогаю ему поправиться. Помогаю ему, хотя совсем недавно сама нажимала на спусковой крючок. Мне трудно в это поверить.

Изумление на его лице, должно быть, как в зеркале отражает мое собственное.

Мор ловит мою руку и смотрит на меня сияющими глазами.

– Со мной все хорошо, Сара.

Он не хочет, чтобы я ему помогала. Вот уж не ожидала.

– Нет, не хорошо. В тебя засадили столько пуль, что хватило бы вооружить небольшую армию.

Он пытается сесть.

– Я переживал и худшее.

Да, знаю. Я при этом присутствовала. Быть сожженным заживо – первое место в номинации «Самая поганая ситуация года».

Я отхожу от него к Джули и, щелкнув выключателем (ура, свет есть), начинаю рыться в седельных сумках. Пока я неспешно этим занимаюсь, из конского бока выпадает пуля и, глухо звякнув, падает на пол. Бедная лошадка.

В конце концов, рука нащупывает горлышко бутылки. Это «Ред Лейбл», я прихватила его на одной из наших стоянок. Немного больше времени уходит на то, чтобы найти бинт. Со всем этим я возвращаюсь к дивану, на котором лежит всадник.

Мор смотрит на то, что я принесла.

– Это твое, – последнее слово он выделяет так, будто не хочет иметь с моим барахлом ничего общего.

Не удивлюсь, если Мор боится моего внимания и помощи, даже больше, чем я – его.

– Мне захотелось с тобой поделиться, – разматывая бинт, я подхожу к нему.

Он пытается привстать, но я не позволяю зайти слишком далеко. Хватаю за плечо и принудительно укладываю на диван.

– Я сам исцелюсь, – настаивает он, хмуро переводя глаза с бинта на бутылку виски, которую я поставила на журнальный столик.

– Да, конечно, сам, – соглашаюсь я и приношу с кухни стул.

Сажусь и откручиваю крышечку с бутылки, пристально рассматривая раны всадника.

– Я против, – говорит Мор, но больше не пытается уклониться. Хотя, на самом деле, не знай я точно, что это невозможно, сказала бы, что в его глазах появилось любопытство.

Никто никогда о нем не заботился.

– А я твоего согласия и не спрашивала, – я смачиваю бинт щедрой порцией виски.

– Раздражаешь.

Я удивленно поднимаю брови, потом киваю, соглашаясь с ним. Я могу быть ух какой раздражающей.

– Ты ведь не хочешь заставить меня страдать? – печально спрашивает он, внимательно следя за моими действиями.

– Я никогда не хотела, чтобы ты страдал, – отвечаю я. – Даже когда стреляла в тебя.

Подношу смоченную спиртным марлю к первой ране.

Когда ткань касается открытой раны, Мор громко шипит.

– Ты лжешь, смертная. Это – страдание.

Получить десятки пуль и жаловаться, когда в рану попало немного спирта?

– Это дезинфекция.

– Я прекрасно могу очистить свои раны и без твоих жестоких методов.

Да ведь он прав.

– Отлично, – я встаю, иду в кухню и роюсь в шкафах, пока не нахожу пару стаканов. Возвращаюсь и, налив на палец виски в каждый стакан, один протягиваю Мору.

Он принимает его из моих рук, принюхивается и морщится от запаха.

– Это поможет унять боль, – объясняю я.

– Какая разница? – он опускает стакан. – В конце концов я все равно восстановлюсь.