Нет, Мор не мог этого совершить. Мор, которого волнует вопрос нравственности его действий. Мор, который любит меня.
Он не мог.
Мы стоим, не отводя друг от друга взглядов. Я надеюсь увидеть в глазах всадника настороженность, желание оправдаться – раньше он всегда объяснял свои действия, – но ничего такого в них нет. Ни вины, ни неуверенности, ни злого упрямства.
Его холодный взгляд тверд.
Потому, что он сделал это. Более того, он это спланировал. Все говорит об этом. Его мрачное настроение, лед в синих глазах, полузабытые мной извинения, которые он бормотал вчера, уходя от меня.
– Как? – масштабы опустошения огромны, они несоизмеримо больше, чем все, что было прежде. Раньше Мору нужно было проехать по городу, чтобы заразить его жителей. Теперь, кажется, его власть не ограничена ничем и простирается на тысячи километров отсюда.
Видимо, всадник понимает, о чем я спрашивала. Он заговаривает.
– Я всегда обладал этой силой. Просто раньше у меня не возникало желания применять ее.
Пока не появилась я. Так или иначе именно я стала искрой, из-за которой вспыхнул этот чудовищный пожар.
– Отмени это, – шепчу я.
– Что сделано, то сделано, – Мор непреклонен.
Я в отчаянии мотаю головой. Не может такое быть сделано. Я отказываюсь этому верить.
– Ты вылечил меня от инфекции, значит, можешь это отменить, – я настаиваю, а голос дрожит.
Не могу же я остаться единственным живым человеком на всем Западном побережье. Это – персональный ад.
– Но не стану.
Но не стану.
– Пожалуйста.
Услышав это слово, Мор вздрагивает и морщится. Пожалуйста. Поначалу оно было для нас чем-то вроде бранного слова – просьба, высказанная лишь для того, чтобы не быть исполненной. Однако со временем все изменилось, пожалуйста стало спасительным словом.
Но сейчас Мор не хочет спасать.
Черт, да как же так, ведь я помню его ласки, страстные и нежные. Как же он мог – не успев оторваться от меня, обречь на гибель большую часть Северной Америки!
– Пожалуйста, Мор. Умоляю… любимый.
Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Но то, как ты думаешь о человеке, имеет значение. И я думаю о Море так – уже довольно давно. Но назвать его этим именем по собственной воле, поблагодарить и сказать, как много он для меня значит – на это мне до сих пор не хватало смелости.
Но теперь больше нечего бояться. Все страхи меркнут перед тем, что сейчас происходит.
Всадник неподвижен. Я вижу, как ледяной холод в его глазах дает трещину.
– Ты не ожидал этого услышать, да? – говорю я. – Что я люблю тебя.
И ведь не любила, подтверждаю. И сама не знаю, в какой час тишины это осознание пришло ко мне, но это произошло.
– Может быть, я дура и предательница, но я твоя, – я смаргиваю слезы. – Но, черт возьми, ты не можешь так поступить.
Он делает ко мне шаг, потом еще один, его глаза блестят, как будто он хочет коснуться меня, но знает, что я не позволю. Это невозможно сейчас, когда на его руках вся эта кровь.
Раньше тебя это мало волновало, Берн.
Раньше я еще надеялась, что смогу его изменить – смогу остановить бойню.
Плохо я его знала.