Станислава в кабинете не было, он позаимствовал соседнее помещение у коллег, где беседовал с Нонной Семеновой. Гуров решил, что последняя более уязвима и разговаривать с ней будет легче.
Тимоша, закидывая ногу на ногу и поднимая юбку по самое некуда, нагло глядела на опера.
– Никогда не думала, что у мента могут быть такие честные глаза.
– Я одолжил, Тимоша, – Гуров улыбнулся. – Вы не возражаете, если я так вас буду называть, Татьяна Яковлевна? Меня зовут Лев Иванович. Задержать вас я могу на семьдесят два часа. И не в данном кабинете, а в иных условиях.
– На каком основании? – Тимоша вскочила.
– По обвинению в сводничестве и принуждении к занятиям проституцией, – ответил Гуров. – Номер статьи не помню, я по таким делам не работаю, но можно посмотреть. – Он положил перед собой Уголовный кодекс. – Трое суток – это довольно долго. Будем разговаривать серьезно, или вы станете выкаблучиваться? Кстати, у вас участковый, Василий Петрович, мировой мужик, характеризовал вас отлично, даже умницей назвал.
– Петрович – человек, – согласилась Тимоша. – А статью, которую вы не помните, доказать сумеете?
– Может, сумею, а может, и нет, будем пробовать. Только, если сумею, не взыщите. – Гуров замолчал, отвернулся к окну.
– На кой я вам далась?…
– Лев Иванович, – подсказал Гуров.
– Секта интересует? Тихон? Тут хоть пятерик давайте, хоть червонец, я все равно толком ничего не знаю, – Тимоша запнулась и с трудом выговорила: – Лев Иванович.
– Ты так сроками не разбрасывайся, Тимоша, – переходя незаметно на «ты», сказал Гуров. – Пока твоя задница на этом стуле, тебе все едино – трое суток, пятерка или червонец. И беседует с тобой полковник главка или опер зоны, тебе сейчас без разницы. А она существует, однако, и очень значительная.
Наконец до Тимоши дошло-доехало, что она по дури с огнем играет. Девушка подтянулась на стуле, одернула юбчонку, поправила волосы.
– Да, жизнь наша – хренотень порядочная, – философски изрек Гуров. – Вроде посуху идешь, раз – земля ушла, дна не чувствуешь, за тоненькую веточку держишься. – Сыщик вздохнул.
Молчали они долго, минут десять, наверное.
– Значит, Тихон, больше некому, – сказала через силу Тимоша. – А ведь понимала я, девка битая, не лезь, худо будет. Деньги дармовые, работа непыльная. Тихон все про Сатану вещает. Оно и верно. Только Сатана для дурачков. Сам Тихон тоже не Сатана, хотя мужик мутный и беспощадный. А вот деньги, они действительно – Сатана. Что угодно с человеком сделают.
– Это точно, – согласился Гуров. – Деньги почти всесильны. Но ведь ты, Тимоша, девушка умная, нежадная. Вроде и Сатане неподвластна.
– Раньше была уверена, теперь сомневаюсь. Дармовые деньги хоть кого погубят. Извините. – Она достала носовой платок, промокнула уголки глаз. – Но я на Тихона криминала не имею.
– Так уж? – удивился Гуров. – А развращение несовершеннолетних и вовлечение в проституцию?
– С несовершеннолетними у нас строго, без паспорта не заходи. Да и против Тихона никто показаний не даст. Какая же проституция, когда никто девкам денег не платит, они сами их приносят, да еще умоляют взять. Хотите – верьте, хотите – нет, но я с Тихоном не спала, девки к нему в очередь стоят. Но он хитер, в общем, бардака – никогда. Он выше этого.