Обоснование бредовой версии было прервано резкой репликой Александра. Все замолчали. Внук волчонком смотрел на Хольгера.
– Что он сказал? – спросил Вадим.
– Ничего, – уткнулся в тарелку Хольгер, – Александр просит не говорить в его присутствии по-русски. Он почти не понимает этого языка…
Протяжно заскрипели изношенные тормоза – машина встала у крыльца. Слышимость из сада – великолепная. Люди замерли. Хлопали двери, топали ботинки по крыльцу. О существовании полиции успели подзабыть. Первым в холл с физиономией победоносного полководца, въезжающего с триумфом в Рим, ворвался инспектор Шмуллер. За ним вошли еще несколько человек, явно не брезгующих усиленным питанием. Шмуллер встал, расставив ноги, посреди холла. Двое с флангов неторопливо, производя эффект, приближались к столу.
– До чего мы дожились, – горько усмехнулась Полина Юрьевна, – Полиция входит в наш дом, как в собственный участок. Могли бы хоть формально поинтересоваться, желаем ли мы их принять…
Она бросила что-то отрывисто по-немецки, но позади Шмуллера вырос лейтенант Мольтке, прервал вскинутой ладонью возмущение старухи, начал говорить – на понятном русском, хотя и с акцентом:
– Минуту внимания, господа. Уважаемым гостям из России придется кое-что объяснить. На кровати, где лежало тело господина Басардина, а также на теле господина Басардина, нашими криминалистами найдены волоски с человеческой головы. Их аккуратно собрали. Также были собраны волосы в ванной комнате русских гостей – с ободка раковины, с полки, где стоят зубные щетки, с пола. Интересно, господин Гордецкий, – Мольтке улыбнулся, гордясь, что смог без запинки выговорить трудную фамилию, – Вы, наверное, сильно нервничаете, у вас выпадают волосы. О, нет, мы не стали проводить спектральный анализ, наши эксперты просто их сравнили. Потребовалось три часа, чтобы все проверить и перепроверить. Это ваши волосы, господин Гордецкий. Согласно вашим показаниям, вы не подходили к телу. Но выяснилось, что вы не только подходили, но и…
Шершавый кол забили в горло. Вадим начал подниматься.
– Сожалею, но мы вынуждены задержать вас, а также вашего…
Фельдман ловко выпрыгнул из-за стола – вместе со стулом. Толчок, и стул полетел навстречу блюстителю порядка, вознамерившемуся захлопнуть на нем наручники. Полицейский запнулся, треснулся об опрокинутый стул. Идущий к Вадиму сменил направление, Вадим машинально выставил ногу…
Это был театр абсурда. С воплем:
– Прошу прощения, Полина Юрьевна… – Фельдман схватил со стола нож, в следующее мгновение в его объятиях оказалась хозяйка дома, которая тоже ничего не поняла и не сопротивлялась. Пыталась что-то ойкнуть, но лезвие ножа коснулось судорожно дрожащего горлышка.
– Всем стоять! – грозно рыкнул Фельдман.
Полиция впала в летаргию. Нахмурился инспектор Шмуллер, у лейтенанта Мольтке сделалась такая физиономия, словно он проглотил ежа. Полина Юрьевна слабо дернула ручонками, покорно вздохнула.
– Стоим, глазки строим? – гаркнул Фельдман, поворачиваясь к Вадиму, – Соображалку отключил? Живо на лестницу!
Мозги действительно не хотели включаться. Страх продирал до косточек. Уже маячила перед глазами тюремная решетка, пожизненный срок в немецкой тюрьме, свирепый конвой, допросы в гестапо… Он пятился по лестнице, цепляясь пятками за ступени, страшно боялся показать противнику спину. Безответственный демарш Фельдмана просто потрясал. Но Фельдман не испытывал моральных неудобств. Он что-то бормотал на ухо Полине Юрьевне, держал ее, в общем-то, деликатно, хотя и твердо, сжимал нож. Женщина покорно висела у него на руках. Холл отдалялся, таял в сумрачной дымке. Таяли люди. Клара Леопольдовна, потерявшая от страха способность передвигаться, бледный Хольгер, Александр, привставший над столом с маслянисто блестящими глазами, физиономия перекосилась в кривой ухмылке – все происходящее, похоже, доставляло ему громадное удовольствие. Таяла полиция – самонадеянный Шмуллер, охваченный столбовой болезнью, младшие чины… Мольтке выбрался из ступора, потянулся под пиджак, блеснула рукоятка.