Незадолго до ареста Жак побывал в Сочи, на Черном море, в санатории для привилегированной публики вместе с другими товарищами из службы международных связей, среди которых было трое китайцев. «Мы, специальные агенты, питались великолепно, каждое утро на нашем столике, рассчитанном на четверых, стояла банка икры. Я ел ее рассеянно – дома у отчима я привык к этому блюду; когда икра кончалась, официантка приносила нам добавку. Днем нам было почти нечем заняться; в нашей группе я единственный говорил по-русски и целый день бродил по санаторию, завязывал беседы с разными людьми. Как-то раз я разговорился с рабочим-стахановцем, образцовым тружеником. И он стал мне рассказывать, как он живет и как ему нравится в санатории, где хлеб не по карточкам, как всюду в СССР, а прямо на столе. Я был поражен! Понятия не имел, что советские люди питаются по карточкам. Второй раз я поразился, когда выяснилось, что мой собеседник до сих пор в глаза не видел этой икры, которой нас тут так щедро потчевали. Вечером я заговорил об этом с моими тремя соседями по комнате, они-то по крайней мере знали, что икра – деликатес, который не едят каждое утро. Но их возмутило так же, как меня, что с советскими людьми, перед которыми мы преклонялись, обращаются не так, как с нами. Мы вчетвером пошли к главному врачу санатория, и я (поскольку только я говорил по-русски) попросил его больше не давать нам икры. Главврач был человек немолодой, вероятно, в молодости он тоже был идеалистом. Он выслушал нас очень серьезно, а потом сказал:

– Вы знаете, товарищи, что рабочий класс и партия не одно и то же. Здесь вы в гостях у рабочего класса, который решил предоставить вам наилучшие условия, потому что вы ради него рискуете жизнью. Вы – авангард, вы освещаете путь тем, кто идет за вами навстречу будущему. Возможно, советские рабочие кажутся вам несколько наивными, но это они, это сам народ захотел, чтобы вы пользовались всеми возможными благами.

На другой день на нашем столе опять была банка икры, но мы больше уже ни разу ее не брали. У меня перед глазами стоит встревоженное лицо главврача во время того разговора. Дело было в 1936 году, уже начиналась Великая чистка. Наверно, он думал: “Пусть обжираются икрой! Ведь им до старости не дожить!”»

В те годы секретность послужила Жаку школой стойкости и терпения, даром что исходил он при этом из ложных предпосылок и последствия тех лет для дальнейшей жизни оказались чудовищны. Но эта школа бледнеет по сравнению с той, которую ему еще предстояло пройти. Для миллионов зэков ГУЛАГ оказался адом – Солженицын описал жизнь в Круге первом этого ада, изобразил его Раковый корпус, потом запечатлел весь Архипелаг целиком; а Жак уверяет, что для него ГУЛАГ обернулся университетом, великой школой правды; тот, кто прошел эту школу, перерождается. В отличие от многих и многих Жак не потерял там ни жизни, ни души. Из этой школы он вынес учебник, «Справочник по ГУЛАГу», напоминание о том прошлом, которое еще может повториться, которое всегда может повториться.